К Тюдор - Меловой человек

Она хранила на таких крючках ключи от всех мест, где убиралась, и каждый ключ был подписан. Не очень-то безопасно, особенно если учесть, что мама Хоппо курила и частенько выскальзывала по ночам на задний двор, а потом забывала запереть дверь.

Позже в то же утро она скажет полиции и газетчикам, что сразу же заметила: ключ от церкви висел не на том крючке. Она не особенно об этом задумалась, так как, по ее же словам, была довольно забывчивой. Но ключи все равно вешала на одни и те же крючки. Проблема заключалась в том, что все точно знали, где именно она их хранит. Это чудо, что до этого никто не украл их и никуда не забрался.

Все, что нужно было сделать, — пробраться в ее дом, взять нужный ключ и проникнуть еще в чей-нибудь дом, когда хозяев там не будет. Можно было стащить какую-нибудь мелкую вещицу, пропажу которой никто не заметит, например дешевое украшение или шариковую ручку. Что-то не очень ценное, чтобы хозяин решил, будто сам засунул куда-то эту вещь и забыл. Наверняка именно так и поступил бы человек, который любит собирать разные предметы.

Первый намек на то, что дело неладно, появился в тот момент, когда Гвен обнаружила церковную дверь незапертой. Но она отмахнулась от него. Может, пастор уже там? Иногда он просыпался очень рано, и она сталкивалась с ним в церкви — он повторял проповедь. Однако, сделав несколько шагов в зал, она сообразила: все-таки что-то было не так. Совсем-совсем не так.

В церкви было слишком светло.

Обычно скамьи в конце зала прятались в глубокой тени. А в то утро они сияли, отражая яркий белый свет.

Возможно, в тот момент она споткнулась. Не исключено, что волосы у нее на затылке внезапно зашевелились. Или она почувствовала ту самую легкую дрожь, которую мы все испытываем в тот момент, когда страх начинает играть с воображением и вводить нас в заблуждение. Хотя главное заблуждение — убеждать себя в такой момент, что на самом деле все в порядке.

Гвен перекрестилась ослабевшей рукой, а затем нащупала выключатель у двери и нажала на него. Светильники, тянущиеся вдоль церковных стен, — старые, местами разбитые и требующие починки, — налились светом. И тогда Гвен завизжала. Весь церковный зал был усеян рисунками. Они покрывали каменный пол, деревянные скамьи и даже кафедру проповедника. Всюду, куда ни кинь взгляд, — дюжины и дюжины белых меловых человечков. Они танцевали. Махали ручками. Многие были довольно вульгарными — например, человечки-мужчины с торчащими пенисами, человечки-женщины с огромными грудями. Хуже всего были рисунки повешенных человечков с петлями на шеях. Странные рисунки, совершенно жуткие. Страшные.

Гвен чуть было не бросилась опрометью вон из церкви. Чуть было не опрокинула ведро со щетками и не припустилась бежать — с такой скоростью, на которую только были способны ее тощие бледные ноги. Возможно, она так и поступила бы, но было поздно. Она засомневалась. И именно тогда услышала слабый звук. Тихий жалобный стон.

— Эй? Здесь кто-нибудь есть?

Еще один стон, чуть громче первого. Такой, который не проигнорируешь, — стон боли.

Тогда она перекрестилась еще раз — более сознательно и твердо, и двинулась по проходу. Кожу ее головы покалывало от страха.

Она нашла его позади кафедры. Он лежал на полу, свернувшись в позе эмбриона. Совершенно голый, если не считать пасторского воротничка на шее. Его белая ткань пропиталась кровью. Кто-то жестоко ударил его по голове. Как сказали врачи, еще один удар, и он бы отправился на тот свет. Смерть пощадила его. Если «пощада» — уместное слово в данной ситуации.

Впрочем, кровь лилась не только из его головы. Она струилась из ран на спине. Рваные линии тянулись от лопаток до ягодиц. Только когда смыли кровь, стало ясно, что там изображено.

Это были крылья. Как у ангела.

Отца Мартина забрали в больницу и подсоединили к нему множество трубочек и всего прочего. У него была черепно-мозговая травма, и врачи хотели выяснить, насколько плохо дело и нужна ли ему операция.

Никки на время переехала к одной из близких знакомых отца, пожилой даме, которая тоже принимала участие в протестах. У нее были вьющиеся седые волосы, она носила очки с толстыми стеклами. Правда, надолго Никки там не осталась. Спустя пару дней к их дому подъехала странная машина. Ярко-желтая «мини», усыпанная наклейками «Гринпис», «Нет СПИДу», с изображениями радуги и прочего.

Я сам не видел эту машину. Мне рассказал об этом Толстяк Гав, а ему рассказал его отец, а тому — его приятель из бара. Из машины вышла какая-то женщина. Высокая, с длинными рыжими волосами до талии, облаченная в комбинезон, зеленую армейскую куртку и тяжелые ботинки.