Джонатан Оксье - Ночной садовник

Пенни соскользнула со стола и подскочила к маме, сложив в мольбе ладошки.

– Мам, мамочка, ну пожа-а-алуйста, – заканючила она. – Пожа-а-алуйста… пусть остаются…

Молли улыбнулась малышке, ведь та готова была принять её ещё до того, как этого захотели все остальные. Она обняла Пенни за плечи и посмотрела на Констанцию. Та покачала головой и глубоко вздохнула. Захлопнула заднюю дверь.

– Вы приступаете к работе с сегодняшнего вечера, – сказала она и, поморщив нос, добавила: – Но сначала вымойтесь.

Пусть Молли и удалось растопить сердце Констанции Виндзор своим рассказом, но волшебного эффекта хватило ненадолго. Дом и окрестности она показывала Молли с непроницаемым лицом.

– Завтрак в восемь. Чай в одиннадцать. Ужин в шесть, – отдавала она краткие указания, быстро переходя из комнаты в комнату на первом этаже. – Перед каждым приёмом пищи на столе должна быть свежая скатерть. Готовить будешь по рецептам, которые я тебе дам. Читать‐то ты умеешь?

Молли заставила себя сдержаться.

– Достаточно хорошо, мэм, – ответила она, откинув с лица прядь ещё влажных волос.

Впервые за долгое время ей удалось помыться. И пусть холодной водой, зато как приятно было чувствовать себя чистой! Молли надела старенькое платье горничной, хозяйка которого явно была на несколько лет постарше и на несколько фунтов потяжелее. Она поправила передник и поспешила за Констанцией в холл.

– Как видишь, я не успела как следует распаковать наши вещи после переезда, – сообщила женщина, махнув рукой на мебель и корзины у стены. – Займись ими.

– Да, мэм.

Эта фраза очень быстро стала универсальным ответом на почти все приказы новой хозяйки. Даже если Молли хотелось уточнить что‐то, она просто-напросто не успевала это сделать, потому что Констанция Виндзор передвигалась по дому с огромной скоростью.

– Ночные горшки должны быть вымыты к десяти.

– Да, мэм!

– Полы скоблить дважды в неделю.

– Да, мэм!

– Серебро начищать раз в месяц!

– Да, мэм!

«Да, мэм! Да, мэм! Да, мэм!» – повторяла и повторяла Молли, пока эти слова не впечатались в её память. Уж точно «Да, мэм!» будет ей сниться и молотом отдаваться в голове.

– А что там, мэм? – спросила Молли, указывая на невысокую зелёную дверь на верхнем этаже, мимо которой Констанция прошагала молча. Если все остальные двери запирались на обычную щеколду, то на этой красовался внушительный замок – такие обычно ставят на сейфы и кладовые.

– Не имеет значения. Кажется, у нас даже ключа от неё нет, – ответила Констанция и махнула рукой в сторону грязных следов возле одной из спален. – И вот эту грязь отмой, когда время будет.

Хотя Констанция держалась строго, её утончённые манеры нравились Молли. До этого девочке не представлялась возможность общаться с людьми из высшего общества, и наблюдать за новой хозяйкой было всё равно что подглядывать за ними в замочную скважину. Она носила не просто добротно сшитую, но и красивую одежду. Юбка из тёмной ткани спускалась на пол правильными складками, идеально подчёркивая стройную фигуру, и была ровно такой длины, чтобы чуть‐чуть не доставать до пола. Шею и запястья украшали драгоценные камни – такие Молли видеть ещё не приходилось. Каждое её движение было полно изящества. «Будто ожившая картина», – подумала Молли.

На фоне дома красота и утончённость Констанции Виндзор казались какими‐то неуместными. В полуразрушенном, запущенном особняке она чувствовала себя явно не на своём месте, и обронённые вскользь фразы о прошлой жизни выдавали тоску по ней. Но даже несмотря на всё это, Констанция пыталась вести с Молли некое подобие непринуждённой беседы. Только у неё не очень получалось.

– Твой брат давно калека? – спросила она, поднимаясь по лестнице.

Молли сжала зубы и попыталась ответить без раздражения в голосе:

– Он таким родился. С больной ногой.

Констанция презрительно махнула рукой:

– Ладно, не важно, чем он болеет. Пусть спит в конюшне, чтобы мои дети не подцепили заразу.

Молли замерла на ступеньках:

– В конюшне, мэм?

Брат никак не выздоравливал, ему нужно было спать в нормальной тёплой постели, а не в стойле с животными.

– Ну или на чердаке, если ему там больше понравится.

– Кипу всего десять лет, мэм, – осмелилась произнести Молли, хотя понимала, что делать этого нельзя. – Внизу, в комнатах для слуг, столько кроватей, неужели ему нельзя занять одну из них?