Шалини Боланд - Тайная мать [litres]

– Береги себя, Тесс, – говорит он и наклоняется, чтобы безразлично клюнуть меня в щеку. Запах его лосьона после бритья ослепляет меня, и мне хочется взять его лицо в ладони и задержать его так, прижавшись своей щекой к его щеке. Чтобы его теплый запах наполнил мои ноздри. Но он уже выпрямляется, открывает дверь. Выходит. Напоследок улыбается, кивает мне и закрывает дверь. Ушел.

Глядя на закрытую дверь, делаю глубокий вдох. Нет, я не позволю себе пойти ко дну. Погрязнуть в пучине жалости к самой себе. Пойду и приготовлю лучше ужин – что-нибудь вкусненькое в качестве утешения. Хотя есть совсем не хочется.

Кухня пуста. Ни звука, ни движения. На столе лежит рисунок Гарри. Я поднимаю его и разглядываю: паровоз, вполне похожий на паровоз, зеленого цвета, только не до конца закрашен. Рядом мальчик с темными волосами и женщина в цветастом платье, с улыбкой на лице.

Я зарываюсь пальцами в волосы. Гарри говорил, что рисует меня, но у женщины на картинке волосы темные, а у меня – светлые. Открываю верхний ящик стола, чтобы взглянуть на карандаши. Вот коричневый карандаш, а вот и желтый, так что он мог бы нарисовать меня похоже…

Зачем я об этом думаю? Мальчик маленький, к тому же он явно перенес какую-то психологическую травму. С ним что-то случилось, вот он и придумал, будто я – его мама; видимо, это как-то помогает ему справиться со своими переживаниями. Возможно, он даже страдает цветовой слепотой. И еще возможно, что я так и буду до конца своих дней теряться в догадках о том, что это было.

Уже собираюсь отправить рисунок в ящик стола вместе с карандашами, но что-то останавливает меня. Я ведь обещала Гарри, что повешу его на холодильник и буду смотреть на него каждый день. Не могу же я нарушить свое слово.

На дверце уже есть один рисунок, прикреплен двумя магнитами в виде фруктов. На нем я, Скотт и Сэм – три счастливых человечка, палка, палка, огуречик – держатся за руки. Снимаю нижний магнит и передвигаю картинку чуть вправо. А потом тем же магнитом прижимаю рисунок Гарри. Делаю шаг назад, чтобы полюбоваться обоими. Надо купить еще парочку магнитов, а то нижние края будут все время взмахивать, когда я буду открывать и закрывать дверцу.

Открываю холодильник. Нахожу на средней полке кусочек сыра и ссохшуюся морковку. Похоже, придется опять есть тосты с фасолью. Но я тут же вспоминаю, что хлеба тоже нет. Значит, фасоль с тертым сыром – и всё.

Раздается звонок в дверь, и я застываю на месте. Неужели Скотт передумал и решил не оставлять меня сегодня одну? Придется заказать какой-нибудь еды… Я безо всякой пользы приглаживаю волосы руками, кидаюсь к входной двери и широко распахиваю ее – мое сердце часто бьется, на лице готова расцвести улыбка. Но это не Скотт. На пороге стоит моя соседка Карли. Ее каштановые волосы собраны на затылке в высокий хвост. Она держит над головой черно-белый клетчатый зонт и улыбается, сверкая белыми зубами.

– Привет, – говорю я, разочарованно поникая. Могла бы и догадаться, что это не Скотт. А Карли вообще последний человек, с кем мне хочется говорить сейчас.

– Как дела, Тесс? – спрашивает она, и ее уверенный тон неприятно режет мне слух.

Пока я собираюсь с духом, Карли приподнимает свои красиво выщипанные брови, явно ожидая какого-то ответа. Я не понимаю, что она делает на моем крыльце. Раньше, когда Скотт и я еще жили вместе, мы с Карли были подругами. Она живет напротив, въехала почти одновременно с нами. Мы с ней останавливались поболтать, встречаясь на улице, забегали друг к другу на чашку чаю, а то и на барбекю, и даже приглядывали за домами друг друга, когда уезжали в отпуск, – она поливала наши цветы, мы кормили ее кошку, и все такое.

А потом Карли стала что-то уж очень приятельствовать со Скоттом. Бывало, я прихожу с работы домой, а она уже у нас, и они сидят, выпивают. Или вдруг вворачивает в общем разговоре что-нибудь такое о нем, чего я не знаю, – например, как с ним случилось что-то забавное, о чем он мне не рассказывал. Я заревновала. Она завела моду брать у нас вещи, а потом забывала отдать. Однажды Скотт даже дал ей денег взаймы, немного. Так что пришлось мне охладить нашу с ней дружбу. Но Карли не из тех, кто понимает намеки. Она продолжала вертеться вокруг нас, лезть в нашу семью. Пока Скотт не ушел. С тех пор я уже не так часто ее вижу. Забавно, если подумать.

– В чем дело, Карли? – говорю я наконец.

– Да так, зашла посмотреть, как ты тут, нормально? – отвечает она. – Видела на улице полицейских, они выводили из твоего дома какого-то маленького мальчика…