Райли Сейгер - Моя последняя ложь [litres с оптимизированной обложкой]

– Кричала.

– Почему?

– Потому что я была напугана.

– Напуганы?

– А вы бы не испугались? Вы проснулись и видите, что коттедж пуст.

– Я бы заволновался, – отвечает Флинн. – Кричать бы не стал.

– Ну а вот я закричала.

Потому что знала, что происходит. Я, вот же идиотка, снова приехала сюда, и все повторилось.

Детектив Флинн снова переворачивает страницу.

– Может быть, вы кричали по другой причине?

– Например?

– Не знаю. Из-за чувства вины?

Я ерзаю на стуле. Мне не нравится тон Флинна. В нем легкое подозрение и капелька недоверия.

– Вины?

– Вы их потеряли, хотя отвечали за них.

– Я не теряла их.

– Но вы отвечали за них, верно? Вы же вожатая.

– Я преподаватель. Я сказала им, что буду с ними дружить, а не наводить тут порядок.

– И что же? Вы стали друзьями?

– Да.

– То есть они вам нравились?

– Да.

– А проблемы возникали? Ссоры, разногласия?

– Нет, – говорю я с нажимом. – Объясняю же, они мне нравились.

Нетерпение толкает меня в ребра и заставляет ноги дрожать. Зачем он задает мне эти вопросы и тратит время? Девочки еще не найдены. Возможно, они ранены. Они пропали. Почему их никто не ищет? Я смотрю в окно. Снаружи стоит пара полицейских машин. Рядом толкутся служители власти.

– Их ищут? Кто-то соберет поисковый отряд, верно?

– Да. Но нам нужно больше информации.

– Насколько больше?

– Для начала, нужно ли мне знать о них что-то? Что поможет нам в поисках?

– Кристал пишется с одной «л», но я не уверена, поможет ли это вам.

– Конечно.

Флинн не развивает мысль, и я представляю фотографии девочек на пакетах с молоком. Это довольно неплохая идея, но она внушает ужас. Мне кажется, никто не хочет открывать холодильник и видеть лицо пропавшего ребенка.

– Что-то еще? – спрашивает Флинн.

Я прикрываю глаза и тру виски. Голова просто раскалывается.

– Постойте. Саша. Она такая умная. Но именно поэтому всего боится. Она боится змей и медведей.

Мне приходит в голову, что сейчас Саше страшно, где бы она ни была. И другим – почти наверняка – тоже. Мое сердце разбито. Я не хочу думать о том, что они пропали в лесу, что они боятся места, в котором заблудились. Я надеюсь на то, что они вместе. Они смогли бы друг друга успокоить. Господи, пусть они будут вместе.

Я продолжаю говорить. Меня охватило желание рассказать детективу все, что я знаю.

– Миранда самая старшая и самая смелая. Мне кажется, что у нее дядя работает в полиции. Или папа? Но живет она с бабушкой, о родителях она не говорила.

И тут я понимаю кое-что. Меня словно молнией поражает.

– Она взяла телефон. Миранда. Я, конечно, не уверена в этом, но его не было в вещах. Ее можно отследить?

Флинн, все это время сидевший развалившись, вдруг напрягается.

– Конечно. Во всех телефонах есть GPS. Вы знаете, какой у нее оператор?

– Не знаю.

– Я попрошу кого-нибудь связаться с бабушкой и все выяснить. Теперь давайте поговорим о том, почему девочки пропали.

– Я не знаю.

– Но ведь должна быть причина, вам так не кажется? Может быть, они за что-то на вас рассердились?

– Не думаю.

Это ложь. Очередная ложь в очень длинной цепи. Они вполне могли хотеть уйти из «Кизила».

Из-за меня.

Из-за моего поведения.

Я была пьяна, я плакала, я терла запястье – там теперь красное пятно. Я была не в себе, и они напугались. Я видела это.

– Вы думаете, они сбежали?

– Я думаю, что это самое логичное объяснение. В среднем за год убегает около двух миллионов подростков. Большую часть быстро находят и возвращают домой.

Эти данные словно бы из статистических отчетов Саши. Но я не верю в то, что они сбежали. Мне не показалось, что у них проблемы в семье.

– А если нет? Есть еще причины?

– Чужое вмешательство, – быстро произносит Флинн.

Я почти задыхаюсь:

– Похищение?

– Ну, это возможность. Но я бы не сказал, что вероятность. Менее одного процента пропавших детей похищены незнакомцами.

– А если речь идет о том, кто им знаком?

Флинн снова переворачивает страницу и утыкается ручкой в лист.

– Вы что-то знаете?

Возможно, знаю.

– А вы говорили с работниками кухни? Я видела, как один из них пялился на девочек на пляже. Это был дурной взгляд.

– Дурной?

– Он не думал, что пялиться на шестнадцатилетнего подростка неправильно.

– Так это мужчина?

Я твердо киваю:

– У него на фартуке было написано имя «Марвин». Со мной были две женщины, они тоже работают на кухне. Они все видели.