Сью Фортин - Сестра! Сестра?

– Гадость какая, – ворчу я и вытряхиваю пепел на клумбу.

Ключ подходит к задней двери, с щелчком проворачивается в замке. Я вхожу без колебаний. По-прежнему не знаю, что надеюсь отыскать в доме. Знаю лишь, что должна попасть внутрь и все осмотреть. Я осторожно закрываю за собой дверь, опускаю ключ в карман брюк.

Кухню отделяет от гостиной барная стойка. В доме на удивление много места; высокие потолки и отсутствие внутренних стен добавляют ощущение простора. Я дрожу, делаю шаг вперед. Открываю холодильник, в нос бьет гнилостный запах. Отпрянув, задерживаю дыхание и изучаю содержимое. Два куска цыпленка, подозрительно зеленые по краям. В дверце – коробка молока. Встряхиваю ее, внутри булькают комочки. Даже нюхать не надо, и так понятно, что молоко прокисло. Листья салата превратились в кашу, испачкали ящик для овощей мерзкой жижей. Все выглядит отвратительно и свидетельствует о том, что дом давно пустует. Хозяева то ли покинули его в спешке, то ли вышли ненадолго, да так и не вернулись.

От скрипа и шумного вздоха в пустом доме я вздрагиваю. Замираю, не дышу. Здесь точно никого нет? Никого… Сердце чуть успокаивается, я тихонько выдыхаю. Несанкционированное проникновение в чужие дома меня доконает. Я закрываю холодильник.

Больше всего мне хочется сбежать отсюда, к чертовой матери, но я не могу. Сначала надо найти то, что я ищу. Чем бы оно ни оказалось.

Вхожу в гостиную и сразу замечаю часы на стене. Те самые, которые на фото Элис и Марты. Значит, девушки сидели вот на этом диване.

Элис слева, а Марта справа. Или?.. Действительно ли фотографию перевернули случайно? Действительно ли Элис страдает дислексией?

Я обвожу гостиную взглядом. На стене висят картины. На одной берег – по-видимому, местный пляж; на другой подсолнухи, современная версия шедевра Ван Гога. В правом нижнем углу подпись: Элис Кендрик.

Это картины Элис Кеннеди. Картины моей сестры. Я касаюсь холста, провожу пальцами по подписи и наконец вновь ощущаю связь с Элис. Такое было лишь раз – когда она прислала нам первое письмо, написанное от руки. Творение моей сестры. Она написала картину. Моя маленькая красавица-сестренка трогала этот холст, размазывала по нему краски, выводила в углу свое имя. Меня затапливает любовь, к глазам подступают слезы. Я смаргиваю их и отнимаю руку от картины. Раскисать нельзя. Слишком многое поставлено на карту.

Мое внимание привлекает фотография на каминной полке. Разглядывая ее, испытываю новый прилив чувств – уже не любви, а страха.

На меня смотрит мужчина за пятьдесят. Светлые волосы зачесаны назад. На нем полосатая футболка-поло, светло-голубая с белым, и бежевые хлопчатобумажные шорты. Мужчина стоит на палубе яхты, обнимает мачту. Светит солнце, он выглядит счастливым и расслабленным, будто перешучивается с тем, кто его фотографирует.

Приближаюсь, беру снимок в руки. Я помню этого человека яснее ясного. Его образ у меня в памяти ни капли не поблек. Отец. Патрик Кеннеди. Я не видела его больше двадцати лет и не думала увидеть вновь – надеялась не увидеть! Однако вот он, здесь, улыбается мне. Голова внезапно кружится, я глубоко вдыхаю, на миг отвожу глаза. Неприятное ощущение отступает, я возвращаю взгляд на фотографию. Прислушиваюсь к себе. Выискиваю малейшие проблески любви, отголоски той невидимой привязанности, которая навечно соединяет отца с дочерью. Первый страх прошел, и я не чувствую к этому человеку ничего. Неудивительно. Там, где должна быть любовь, зияет дыра.

Я высматриваю другие фотографии в гостиной, но их нет. В коридоре тоже. В него выходят четыре двери: наверное, спальни и ванная. Открываю первую дверь слева. Здесь стоит голая двуспальная кровать. Личных вещей нет. Впечатление такое, будто постояльцы только что освободили летний домик и комната ждет, когда придут уборщики и постелят свежее белье.

Закрыв дверь, я заглядываю в соседнее помещение. Односпальная кровать не заправлена, смятое одеяло откинуто в сторону. Дверцы шкафа приоткрыты, внутри висит одежда: синяя футболка, кардиган, белая блузка. Выше, на полке – пара свитеров, рукав одного свисает, словно свитер сунули на полку кое-как, в спешке. На дне шкафа валяются несколько пустых вешалок и спортивные штаны. Я присаживаюсь на краешек кровати, открываю ящик тумбочки. Возникает ощущение дежавю. Совсем недавно я сидела на кровати Элис дома, в Великобритании, и рылась в тумбочке. Тогда я нашла фотографию сестры с Люком. Что найду сейчас?