Елена Маврина - Могрость

На следующий день Аня написала Глотовой Насте в Санкт-Петербург. Из переписки в соцсети выяснилось, что Марину Федоровну поместили в хоспис: неоперабельный рак, попытки суицида. Вопросов о Сыче, троюродном брате, Настя избегала, но согласилась поговорить с мамой об археологах и практике. В итоге Аня смогла выяснить только имена двух руководителей группы: Окуловых – отца и сына, и название университета, от которого они проводили исследование – «Рязанский государственный университет имени С. А. Есенина».

На сайте истфака РГУ людей с фамилией «Окулов» Аня не обнаружила; продолжила поиск и отрыла среди ссылок на темы диссертаций искомое: «М. З. Окулов». Она вымотала звонками все нервы сотрудницам деканата: просила, требовала, умоляла, но получила рабочую почту доцента Окулова, уволившегося год назад.

Аня воодушевилась успехом и торопливо настрочила письмо Окулову: «Здравствуйте, Михаил Захарович! Меня зовут Аня Руднева, я племянница Дины Рудневой, которую вы наверняка помните, ведь приезжали к нам в Сажной под Ростовом не менее трех лет подряд. Я знаю, вы проводили археологические раскопки, вы интересовались прошлым нашего поселка. И если верно копнули его историю, значит, вам известно о могрости и войнугах. И нечах. И о том, что здесь гибнут люди. Я пишу ради просьбы обсудить эту напасть – всего лишь ради разговора и объяснений. Я надеюсь, они у вас есть. Надеюсь, что вы отзоветесь.

С уважением, Аня Руднева».

Слишком провокационно. Пусть. Аня отвлеклась на сообщения от Гриши. Он вторые сутки безуспешно пытался связаться с Витей, и Аня предпочитала не вмешиваться.

Дядя с грохотом открывал на кухне банку с огурцами. Витя задерживался в школе. Аня присела в кресло посмотреть новости, чтобы отвлечься от ожидания письма. Прогнозы валютных котировок вгоняли в сон. Аня вспоминала людей, руководящих шумной оравой студентов. Седая дама в очках – сотрудница музея, пожилой профессор – руководитель археологической практики, и сын профессора, который приятелем помогал первокурсникам в работе. Им нравился Слепой лес, бор вдоль холма, глыбы-пещеры и озеро. Их зачарованными глазами Аня впервые рассмотрела удивительную природу, которая всегда ей казалась самой заурядной, и вот вызвала у кого-то неподдельный восторг. Цена привычки – скука. А с приездом археологов Сажной оживился.

Ее разбудило легкое касание к руке. Аня вздрогнула, судорожно отгораживаясь от прикосновения. Работающий телевизор заслонял собой Гриша.

– Ты откуда здесь? – опешила.

– Прости! – он миролюбиво поднял ладони, стянул рукавицы. – Я стучал. И звал. Всё в порядке? – Он явно смешался, застав ее спящей, а дом – пустым. – Дверь не заперта. Это опасно, учитывая обстоятельства.

Аня поправила воротник рубашки, потерла лицо. Оцарапанная щека мгновенно отозвалась болью.

– Тревожит? – спросил он, морщась зеркально.

– Скорее раздражает. Девушек не украшают шрамы.

Гриша покосился на рубцующиеся раны ее предплечья; невольно присел, выставил укушенную ногу. На нем чернела новая куртка с яркими полосами на рукавах.

– Ты и со шрамом красива, – вдруг признался – и густо покраснел, осознавая, что произнес мысль вслух.

– Гриша, что-то случилось? – одернула она его, привставая. – Что-то срочное?

– Я видел эту тварь, – признался шепотом. – Опять. Только с человеческой… кистью. Она пролезла ко мне под дверь. Кисть. Пальцы трупака.

– Гриша. Думаю, стресс и может померещиться…

– А где Витя? – осмотрелся гость. – В школе уже нет никого.

Аня тоже начала озираться, виновато понимая, что проспала уход дяди и брата.

– Ушел, похоже. Сейчас морозы, а отец… ну ты, наверное, в курсе. Дядя меры не знает.

– А-а, – угрюмо вспомнил. – Он так каждый раз. И Витя всегда нервничает.

– Лучше сейчас не задевай его. Он остынет.

– Я накосячил, – вздохнул Гриша. – Я спугнул ту тварь.

– Глупости.

– Витя ведь предупреждал. О могрости.

Слово крутнулось в воздухе гранатой без чеки.

– О могрости? – переспросила Аня, чувствуя, как сбивается страхом дыхание.

– Да, когда бабушку забрали, он ночевал у нас. Ему в больнице вкололи что-то успокоительное, он полночи бессвязно бормотал о могрости в дыму. Он признался мне, по секрету естественно, что в Сажном небезопасно. Что убежище от нечисти – на кладбище. Так и сказал. Точнее, я выпытал. Поржал с него. – Гриша свел брови к переносице. – Я решил он разводит меня – как бы специально, чтобы отвязался с приколами.