Елена Маврина - Могрость

– Ушла? – спросила обеспокоенно Аня.

Надя выпрямилась, утирая щеку. В глазах еще стояли слезы.

– Алкоголичка, блин. Испортила весь праздник.

Похоже, за праздник было обидно Наде.

– Нужно бы ее провести. Там мороз, а она пьяна, – Аня надела пуховик, со второй попытки влезла в сапоги.

Надя лишь отмахнулась расстроенно:

– Пусть катится! Пьяна – как же! Оскорбляла не повторяясь.

Аня с трудом выбралась сквозь высокие сугробы за калитку. Улицу освещали всего два фонаря. Центр поселка манил светом. Другой конец улицы уходил темным тоннелем в лес. Таня жила неподалеку от «Шико», возле трехэтажек, – идти отсюда ей полчаса, не меньше. Лишь бы не срезала через пруд за парком. Пруд – в крутой балке, а лед еще хрупкий.

На середине улицы Аню нагнала Инга. Муха, Сыч и Лора остались ночевать в гостях. Тане никто не согласился позвонить.

– Она дойдет, – увещевала Инга. – На автопилоте. Не первый раз, поверь. Домой не сунется: там папуля с подругой. – Инга разнузданно хихикнула.

– Не слышишь гари? Такого дымка?.. – Аня принюхалась, скривилась: – Словно сырую листву зажгли.

– Нет, – от энергичного движения рукой, Ингу повело в сторону. – Упс, держи меня. Это как Танюха. Ага. Курит лет шесть, а вечно придет: «Горелым пахнет? Подгорело что? Дымит чё-то».

Они простились на перекрестке у остановки. Игнорируя житейские дрязги, тучи сыпались волшебством: крупный, ажурный, предновогодний снег. Чем дальше Аня отдалялась от коттеджей, тем тише тревоги хрустели под подошвой, исчезая в детской радости снегопаду.

Домой Аня вернулась в двенадцатом часу. Спустя минут десять пришел Витя. После пререканий с ним, бабушка отправилась спать в чаду корвалола. Сегодня брат был особенно агрессивен и мрачен.

– Там снегопад, где ты пропадала? – обрушился зло на сестру.

Аня, стягивая с волос резинку, плелась к дивану у стола:

– Я же отправила смс: у Нади. А ты где бродишь до ночи? – Она растрепала волосы, зевнула. – В парке? Я слышала там смех. Тебе ведь в школу завтра. Когда уроки учишь? Взглянуть бы на дневник.

– Ты пила, – произнес он с отвращением.

Сейчас Аня об этом жалела. Голова отяжелела, запах лекарства усиливал тошнотворный привкус во рту.

– Немного. Был день рождения.

– У Ярмака?

– Ого осведомленность!

– Он сегодня сорит деньгами. – Витя заварил кофе, и вдруг не выдержав, психанул: – Зашибись! Теперь ты празднуешь с ними!

– Это получилось… случайно.

Аня поморщилась от воспоминаний. Иначе, чем дракой, празднику Ярмака не закончиться.

– Они на всю башку отбитые! – не унимался брат.

Приложив ладонь ко лбу, Аня вздохнула:

– Что за день? Обязательных обличений? – Подошла к графину и налила воды. – Вить, иди отдыхать.

– Ты одна шла от лесничества? Они не проводили, да?

– Мы с Ингой шли.

– Инге ближе, чем тебе. У нас фонари не везде горят. Время позднее. Слишком.

– Вить, – она вдруг протянула руки и крепко обняла брата, растроганная его беспокойством. Захотелось быть младше и беззащитнее, и чтобы кто-то сейчас оградил от услышанной скверны. – Там такой сказочный снегопад. Ну что страшного может случиться?

Таня преодолевала сугробы, чертыхаясь на каждом нетвердом шаге. Снег валил и валил, цепляясь за волосы, ресницы, колясь в глаза. Снег только усиливал раздражение, подшпиливал злость и обиду. Она не застала тетю дома, не выговорилась, да еще и наткнулась за перекрестком на улюлюкающих подростков. Ей предлагали бутылку пива и веселье. Таня выставила средний палец:

– Сгиньте нафиг!

Ответную брань разрушил свет фар. Таня нырнула в переулок – прочь от эха похабных прозвищ. Снегопад вытянул улицу в безлюдный коридор. Ей нравилось шагать в одиночестве, пусть и кипела злостью – едва сдерживаясь, чтобы не проговаривать вслух, какие все здесь козлы. Следовало припечатать Ярмаку сдачи, рожу ему разбить, а Мисс Америке вырвать патлы. Воспоминание о том, как Лора проиграла школьный конкурс красоты немного усмирило гнев.

Вова – проклятый болван. Навозная Муха. Сколько раз предлагала ему бежать. Кто им указ? Нет же, вечные отговорки: «мама», «без диплома», «деньжат накопить». Вранье! Здесь его камнем прижала эта рыжая. Как пить дать. Надежда, что б ее. Тюфяк!

Таня потерла горящую щеку, согнула и разогнула ушибленную руку. Собственное бездействие и беспомощность отзывались в каждой клеточке тихой яростью. Словно тогда, когда мама нашла бутылку пустой и звонко прилепила пощечину. Нужно было ябедничать отцу. Нужно было звонить бабушке, тете, жаловаться учителям. Таня поскользнулась у фонарного столба. Остановилась отдышаться. Что бы они сделали? Всем плевать. В чужом дворе громко залаяла собака, в окнах вспыхнул свет. Таня загнанной волчицей поспешила прочь.