Кара Томас - Где скрывается правда

Я понимаю, что в моем воображении Ариэль все такая же, какой была десять лет назад. Все внутри сжимается.

– Как она умерла?

– Не знаю, – отвечает Кэлли. Лицо у нее до сих пор красное как помидор. Я жду, что сейчас она сорвется, заплачет, сделает что-нибудь , но вместо этого она только тяжело вздыхает и смотрит прямо на меня.

– Вечером в здании школы пройдут поминки. Если хочешь, приходи.

Ужасная Тесса внутри меня хочет сказать «нет». На поминках молодых людей всегда собираются толпы сочувствующих, а я, как правило, избегаю мест большого скопления народа. В таких ситуациях все либо подавлены, либо проявляют нездоровый интерес, и я не знаю, что из этого мне ближе. К тому же я не разговаривала с Ари уже много лет.

Но она была моей подругой, и Мэгги будет во мне разочарована, если я не пойду. Почему-то мне это кажется важным. Возможно, потому, что на свете осталось не так уж много людей, которых я все еще могу разочаровать.

Подъехав к школе, мы застреваем в пробке, дожидаясь своей очереди, чтобы припарковаться. Высшая школа Фейетта маленькая: в начальных классах нас было меньше сотни. Я еще успела застать массовую панику по поводу процента отсева учеников, а также кампанию по пересмотру профессиональных программ.

На переднем сиденье машины сидит Мэгги. У нее на коленях – противень ржаного хлеба с кабачком.

– Может, вас здесь высадить, девочки? Мы с папой можем пойти, посидеть с Рут, а потом вас забрать.

Кэлли отстегивает ремень и, не говоря ни слова, выходит из машины. Мэгги бросает на меня беспомощный взгляд. Если бы тут не было Рика, я бы ей рассказала, что у меня на уме: что я, кажется, нашла текущее место жительства сестры, что мне нужно еще на несколько дней остаться в Пенсильвании, чтобы разобраться точнее.

Вместо этого я благодарю их за то, что они нас подвезли, и тоже выхожу из машины, догоняя Кэлли.

– Слушай, – окликаю ее я, – не надо так паршиво вести себя с матерью.

Плечи Кэлли напрягаются, но она продолжает идти. Я снова догоняю ее. От нее отчетливо разит спиртным.

– Она знает, что у тебя проблемы с алкоголем? – спрашиваю я.

– Ты говоришь словами из брошюры.

Она резко останавливается у дверей спортзала, по серьезному лицу пробегает тень.

– Мне пока туда нельзя.

– Ладно. – Мы отходим в сторону, пропуская людей, идущих за нами. Я одергиваю рукава толстовки – от нее до сих пор пахнет дымом от костра.

Кэлли обходит спортзал, заворачивает за угол и идет к актовому залу, где в конце учебного дня выстраиваются в ряд школьные автобусы. Я следую за ней, и она, кажется, не возражает.

За автобусной остановкой растет дуб. Под деревом устроились трое парней. Я и отсюда вижу, как из их ноздрей вырываются струйки дыма. Когда мы с Кэлли подходим ближе, я замечаю среди них Ника, вчерашнего парня в бейсболке. Лунный свет придает его лицу мертвенную белизну. Глаза налиты кровью.

– Пошло оно все, – говорит он, предлагая Кэлли косяк.

Она качает головой и складывает руки на груди.

– Есть что еще?

Ник тянется в карман и достает оттуда бутылку без наклейки, наполненную какой-то янтарной жидкостью. Кэлли хватает ее, прежде чем я успеваю выразить сомнение по поводу того, стоит ли принимать такое подозрительное питье. Равно как и стоит ли доверять людям на темных парковках.

Кэлли откручивает крышку и принюхивается.

– Что это?

– Штука покрепче того, что у тебя с собой, – отвечает Ник. Кэлли выпивает половину содержимого. Он протягивает руку и отнимает бутылку от ее рта.

– Эй, полегче, – говорит он.

Кэлли вытирает губы тыльной стороной ладони.

– Хорошая штука.

– Да уж, не каждый день убивают твою бывшую, – бормочет он. Горечь в его голосе трогает меня. Ник заводится и вдруг со всей силы пинает дуб. – Твою ж мать.

Кэлли вздрагивает. Двое других парней – одного я тоже узнаю по вчерашнему вечеру – переглядываются, а потом мямлят, что пора бы зайти внутрь. Кэлли с Ником отстают.

– Сейчас, еще секунду, – говорит она.

Я стою на месте, дожидаясь ее, лишь бы не идти в спортзал одной. Через минуту или около того она уже семенит ко мне. Ее тело как будто стало легче. Я замечаю, как она сует в рот жвачку, пока мы пробираемся через толпу людей в проходе.

У входа в спортзал на мольберте стоит плакат. На него наклеили несколько фотографий Ариэль – удивительно, на каких-то я даже вижу себя. Руки так и чешутся сорвать их и сунуть себе в карман. У нас не было фотоаппарата, а те немногие семейные снимки, которые удалось добыть, оказались в мусорном ящике, когда нас с мамой выселили из дома.