– Чтоб мне провалиться, Мартин, верно подметил! Стрелок от Бога. Никогда таких не встречал. Эти ружья… он будто с ними родился. Видел бы ты его в деле! Бывало, как войдет в раж и – «паф-паф-паф!» У мухи крылья отстрелить мог! У него был «двадцать второй». Знаешь, что это? «Мелкашка». Он говорил, из нее попасть трудней. И никогда не охотился на кенгуру, считал это слишком простым.
– Сколько стволов у него было?
– Без понятия. Три или четыре точно. «Двадцать второй», охотничья винтовка, снайперка с оптикой, мощная. Еще дробовик… да какая разница! Он с любым был хорош.
– Где Байрон Свифт научился так стрелять?
– Вроде бы на ферме вырос. Только он не любил рассказывать о своем прошлом.
– Что так?
– Без понятия. – Дедуля Харрис призадумывается, вспоминая. – Он, бывало, покидал город, чтобы пожить дикарем, разбивал где-нибудь лагерь с ночевкой. Говорил, что любит уединение. Здешний буш, Пустошь, тянется далеко, километров тридцать – сорок, аж вон до тех холмов. Десять километров мои, а дальше владения Крауна. Дерьмо полное, ни для земледелия, ни под национальный парк, ни для лесозаготовок не годится. Говно, и все тут. Зато уединения навалом.
– О чем вы говорили во время застолий?
– Ну, знаешь, обычный набор. Философия, религия, политика, сисястые бабы. Скаковые лошади.
– Харрис, вдруг вы мне поможете? Как-то трудно примирить двух столь разных Байронов Свифтов. Он и пастор, столп общества, и в то же время не брезгует дешевым пойлом, балуется травкой и бродит по окрестностям, паля по пичугам. Не представляю себе такого священника.
– Ну, таким уж он был.
– Похоже, Свифт произвел на вас впечатление.
– Так и было. Большего красавца в жизни не видывал. Высокий, с волевым подбородком – хоть в кино снимай. Только это еще не все – как он двигался, как себя подавал, как говорил! Ты чувствовал свою исключительность просто потому, что он рядом. Неудивительно, что бабы на него так и вешались.
– Правда?
– Так говорят.
– Тогда почему он пошел в священники?
– Без понятия. Но Байрон был религиозным. Даже слишком. Верил, что Иисус умер за нас… за всех нас, грешных. Притворством тут и не пахло.
– Вот как?
– Да, черт бы меня побрал! Он нечасто заводил речь о религии, но если уж заговаривал, то от сердца. Никогда не пытался меня обратить или как-то наставить на путь истинный, но сам и впрямь верил. Как будто только наполовину жил в этом мире, а второй половиной – где-то там. Перед охотой молился и после тоже, за убитых животных. Странное дело, была в нем какая-та святость, что-то не от мира сего.
– В чем это проявлялось? Поконкретнее объяснить можете?
– Да нет, куда там, просто впечатление. Из него вышел бы отменный святой исповедник. Я выкладывал ему то, в чем не признался бы ни одной живой душе. Можно сказать, он спас меня, помог вернуться к людям. До него я жил совсем отшельником.
– Как думаете, почему он застрелил тех людей у церкви?
От смешливой любезности Дедули не остается ни следа. Старик делается серьезным, вид у него потерянный.
– Не догадываюсь даже близко. Задумывался, конечно, голову ломал. Здесь в буше хватает времени на всякие мысли. Жалею, что не смог ничего для него сделать, не сумел все это предотвратить. – Дедуля отхлебывает большой глоток самогона и выдавливает желтозубую улыбку. – Только этим тут и занимаюсь – живу прошлым, пью вино и дрочу время от времени. Тусклое существование, да?
– А что вы думаете насчет того, что он якобы растлевал местных мальчишек?
– Чушь. Полнейшая чушь.
– Откуда такая уверенность?
– Порой по пьяной лавочке мы заговаривали об этом деле. Надо признать, ему было что рассказать. Но все касалось баб. Он интересовался бабами, а не детьми.
– Откуда такая уверенность? – повторяет Мартин.
– Нет, я, конечно, за ним по пятам не ходил, но послушали бы вы его истории… у вас бы глаза разгорелись. Такое не подделаешь.
Мартин призадумывается, слушая дребезжание хибары под порывами обжигающе жаркого ветра. Обводит взглядом однокомнатный домишко: импровизированную кухню с грудами грязной посуды, неубранную кровать с пожелтевшим бельем, старые книги и горы всякой всячины.
– Харрис, почему вы здесь живете?
– А это уже мое дело. Хочу и живу.
– На кусок хлеба заработать получается?
– Получается. Не ахти что, но получается. Гоняем местный скот. Его тут в буше полно. Собрал стадо побольше – немного разжился. Но не теперь, не в такую засуху. Животина одна кожа да кости, к тому же кишмя кишит паразитами. А вот придут дожди, созову команду, подзаработаем.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу