Себастьян Фитцек - Пациент особой клиники [litres]

Причем его адвокатша была не единственной, кто раздавал ему авансы. По почте он еженедельно получал письма от разных сумасшедших шлюх, и некоторые из них выглядели совсем неплохо.

– О, Пиа, ты даже не знаешь, как хорошо ты мне делаешь. Без тебя я бы здесь долго не выдержал, – солгал он.

– Ах ты мой сладкий! – улыбнулась она в ответ. – Я знаю, насколько сильно мы нужны друг другу.

– Особенно сейчас, – засмеялся он, притягивая ее к себе. – Иди сюда, мне нужна твоя близость, а то я уже почти совсем разучился.

– Ах ты, негодник! – смущенно, как школьница, улыбнулась она.

С возрастом такая улыбка нравилась Трамницу все больше. Это было просто какое-то безумие, когда вроде бы успешные женщины в присутствии таких мужчин, как он, превращались в покорных самок.

– Скоро я снова активно займусь тобой, – прошептала Пиа, нежно сжимая его яички. – Но теперь, дорогой, мы должны использовать отведенное нам время, чтобы обсудить кое-что очень важное.

Трамниц тяжело вздохнул. Его пенис напрягся, и терпеть ему становилось уже невмоготу. К счастью, у корыстного завотделением он заказал на следующий день для себя проститутку. Столько ему еще удастся перетерпеть, тем более что появившаяся у него инфекция ослабляла его желание. Несмотря на антибиотики, при малейшем физическом усилии Гвидо потел, словно свинья, что он смертельно ненавидел.

– Я навела справки относительно доктора Хартмута Фри-дера.

– И что? – блеснув глазами, нетерпеливо спросил он.

Сразу же после визита хирурга Трамниц потребовал, чтобы его соединили с адвокатом, и рассказал ей, что этот педик утверждал, будто бы намеренно забыл во время операции в его теле какой-то инородный предмет.

– Ты ни в чем не должен сознаваться. Он блефует.

– Я тоже так думаю, – произнес Трамниц, непроизвольно касаясь рукой перебинтованного горла.

Никакого инородного тела в нем быть не могло. Хотя… Может быть, ему просто казалось, что послеоперационный шов стал еще больше пульсировать, чем накануне?

– Фридер находится в отчаянном положении, – заявила Пиа. – Он уже несколько месяцев не посещал собрания анонимных алкоголиков и наверняка опять стал прикладываться к бутылке. Это вопрос времени, пока он снова кого-нибудь не зарежет на операционном столе.

– Я в этом тоже убежден, – заметил Трамниц, утерев выступившие на лбу капельки пота.

«Может быть, в палате просто жарко или мне опять стало хуже?» – подумал он.

Немного помолчав, Трамниц произнес:

– Однако факт остается фактом. У меня после операции возникло заражение крови. Что, если он на самом деле намеренно заразил меня? Если это вирус или микроб, то Фри-деру нетрудно будет влиять на мое самочувствие.

– Может быть, мне стоит подать заявление, чтобы тебя перевели в другое место?

– Чтобы я оказался в каком-нибудь дерьмовом заведении для семидесятилетних маразматиков? – покачал головой Трамниц. – Ни в коем случае. Здесь у меня установлен великолепный контакт с Касовом, и глупо этим не воспользоваться.

– Ты, дружок, должен был слушаться меня и никого не провоцировать, – вздохнула Пиа.

С этими словами она указала рукой на тумбочку, на которой до операции стояла фигурка Люка Скайуокера, и добавила:

– Тебе обязательно было насмехаться над всеми?

– Ты лишаешь меня даже маленького удовольствия, – делано усмехнулся он, не препятствуя ей гладить его под одеялом по брюшному прессу. – Ты подумала насчет моей тетради?

– Естественно, – ответила адвокатша и вытащила из своего портфеля коричневую тетрадь, завязанную сбоку на тесемку.

– Ты прелесть! – воскликнул Трамниц, погладив тетрадку по глянцевой обложке.

– Послушай, ты уверен, что хочешь оставить свой дневник при себе?

До сих пор Трамниц делал в нем записи только в присутствии адвокатши, и после завершения своего визита Пиа вновь уносила дневник с собой, чтобы его в клинике не нашли.

– Не думаю, что они будут обыскивать мою палату. Здесь, в стационаре, контроль не столь жесткий, как во флигеле повышенной безопасности. Если бы я хотел, то мог бы даже совершенно свободно передвигаться по всему отделению, почти как в колонии-поселении.

Трамниц помолчал немного, кивком указав в сторону решетчатых окон, и добавил:

– Правда, выходы здесь так же надежно защищены, как и везде.

– Хорошо, я смогу навестить тебя не раньше чем через три дня. Постарайся до того не наделать глупостей!

С этими словами она смахнула волосы со своего раскрасневшегося лица, а потом прошептала: