Ким Онсу - Планировщики [litres]

– И чем все закончилось? – спросил Рэсэн.

– Бедой, конечно. Дед свалился с носа лодки в море, и от удара у него на миг помутилось сознание. Такое бывает у боксеров, когда они пропускают удар снизу в челюсть, состояние это называют “грогги”. Так вот, дед как раз и впал в это состояние, а рассерженный кит потащил его в самую глубину темного моря. Он устремился ко дну с безумной скоростью, и когда дед пришел в себя, то первое, что увидел, был мерцающий синий свет. Это светились плавники кашалота. Дед забыл, что находится под водой, и только завороженно смотрел на кита, на сияние вокруг плавников. Он мне рассказывал, что картина была величественной и прекрасной: в ночном море плывет огромный кит, а его синие плавники грациозно изгибаются. Как-то раз, решив просветить дедушку, у которого от тех воспоминаний каждый раз на глаза наворачивались слезы, я ему по-дружески сказал, что кит вовсе не относится к светящимся животным, поэтому плавники его не могут излучать синий свет. Так он швырнул мне в голову ночной горшок. Смешно! Вот таким темпераментным был мой дед. Он всякому встречному рассказывал об этом ките. Я сказал, что люди не верят ему, и все из-за этих плавников, якобы излучавших синий свет. А дед ответил мне: “Все, что болтают люди о китах, – вранье. Нахватались они всякой ерунды из книг. Но ведь киты живут не в книгах, а в море”. Ну вот. В общем, моего деда кашалот утащил глубоко в море, и в какой-то момент дед снова потерял сознание.

Старик налил в стакан виски до половины, отпил и продолжил:

– Когда дед открыл глаза, в ночном небе сияла полная луна, а в ушах у него раздавался плеск волн. Дед решил, что ему повезло и его вынесло на маленький риф. Но это был не риф, а голова кашалота. Невозможно поверить, да? Приподнявшись, дед смотрел на плавающие буи и на кашалота, у которого из спины торчал гарпун, а из раны лилась кровь в море, окрашивая воду в красный цвет. А кит поддерживал его! Дед подумал, неужели он на самом деле видит эту фантастическую картину? Разве такое бывает? Кажется, я где-то слышал, что киты поднимают на поверхность воды своих раненых сородичей или новорожденных детенышей, давая им дышать. Однако вот в чем дело. Этот кашалот так долго поддерживал не своего соплеменника, не маленького кита и даже не морского котика или глупого пингвина, а человека, да еще того, кто вонзил гарпун ему в спину. Честно говоря, я не могу понять почему.

– Да, такое невозможно понять. Было бы нормально, если бы он, наоборот, разодрал его в клочья, – сказал Рэсэн, глотнув из стакана.

– Придя в сознание, дед несколько часов лежал на голове кашалота. Было не очень-то удобно, но что ему оставалось? Круглая луна обливала нежным светом волны ночного моря, качавшие раненого кашалота, из которого вытекло никак не меньше десятка ведер крови, а на кашалоте лежал человек, угодивший в совершенно безвыходную ситуацию. Дед мне говорил, что, глядя на красную воду, освещенную луной, он чувствовал себя виноватым перед кашалотом. Впрочем, наверное, “виноватый” – совсем не то слово. Он хотел вытащить гарпун из спины кашалота, но не смог. Гарпун-то в тело входит легко, а вот назад его вытащить совсем нелегко. Это как неправильно прожитая жизнь: что прожито, то не воротишь. Дед смог лишь достать нож, который всегда носил на поясе, и перерезать трос от гарпуна. Освободившись от троса, кашалот ушел под воду, но тут же вынырнул и большим черным глазом уставился на жалкого человечишку, который умудрился запутаться в тросе от собственного гарпуна и барахтался в воде, уцепившись за буй, суетливо мельтешил руками и ногами. Как рассказывал дед, кашалот подплыл почти вплотную и спокойно смотрел на него. Наивный и любопытный взгляд кита словно говорил: “Надо же! Как такой маленький и неумелый червячок посмел воткнуть в меня гарпун? Он заслуживает похвалы”. И кит игриво ткнул носом деда, точно предупреждая: “Послушай, малыш. Не слишком ли серьезную игру ты затеял? Нельзя малышам играть в такие опасные игры”. И хотя крови из кита вытекло немало, он словно не держал зла на деда, словно простил ему воткнутый гарпун. Прошли годы, но каждый раз, рассказывая о встрече с китом, дед в этом месте непременно хлопал себя по колену и громко восклицал: “Не зря же он такой большой! У него и душа большая оказалась! Не то что у нас, мелких тварей!” В общем, всю ночь дед и кит качались на воде. Кит не покидал его, пока на горизонте не появились смутные очертания китобойного судна, проверявшего буи в поисках деда. И только когда судно приблизилось, кашалот, словно прощаясь с человеком, описал дугу вокруг буя и медленно ушел в пучину, в самую глубину моря. В спине у него так и остался торчать гарпун, на котором было вырезано имя моего деда. Невероятная история, правда?