Александр Горский - Крысолов

— Мелковато для денег. — Курьер протянул конверт Лидии Николаевне.

— А для карты самое оно, — пожал плечами Фролов. — Проверьте.

Женщина осторожно, словно опасаясь, что из него кто-то выскочит, вскрыла конверт, заглянула внутрь.

— Здесь фотографии, Петр Михайлович.

— Фотографии? — удивился Фролов.

— Да, только фотографии и больше ничего, — подтвердила референт.

Распорядившись проводить курьера, Фролов остался в кабинете один. Конверт лежал на столе, но Петр Михайлович не спешил знакомиться с его содержимым. Почему-то он был уверен, что настроение у него от этого совсем не улучшится.

Так и оказалось.

Мысль о смерти, в том числе смерти внезапной, — это непременный спутник человеческой жизни. Желание жить — почти непременный спутник человеческой смерти и уж обязательный атрибут смерти преждевременной. Айгуль очень хотела жить. Так хочет жить любая двадцатилетняя девушка, полная сил, энергии и планов на будущее. Так хочет жить любой человек, независимо от пола и возраста, внезапно понимающий, что пришло время умирать. У Айгуль, сидящей на заднем сиденье автомобиля похитившего ее человека, было время, чтобы все понять. Уже почти полчаса она смотрела в затылок своего похитителя. За то время, как они выехали с парковки Дорогомиловского рынка, он обернулся всего пару раз, затем, придя к выводу, что его пленница не может преподнести никаких неприятных сюрпризов, он и вовсе перестал обращать на нее внимание. Трудно ожидать неожиданностей от человека, на которого был потрачен целый рулон широкого серебристого скотча. Связанная по рукам и ногам, Айгуль могла шевелить разве что пальцами. Кисти ее рук были плотно притянуты к подголовнику впередистоящего сиденья, а на шею девушке была накинута петля, один конец которой был привязан к креплению ремня безопасности, а второй находился в руках человека с бородкой. Ему было достаточно сделать легкое движение, чтобы петля затянулась и кровь перестала поступать в мозг его жертве. Айгуль чувствовала нарастающее давление внизу живота. Она, конечно, могла еще потерпеть, но смысла в этом никакого не было. Человек за рулем наморщился и недовольно оглянулся.

— Обоссалась? — Он нервно дернул веревку, петля на мгновение сжала горло. — Ну вот что вы за люди такие? Ну ни стыда ни совести! Ведь новые же чехлы были. — Он со злостью стиснул руль, потом, немного успокоившись, добавил: — Ну ничего, девица, это тебе зачтется. Все будет медленно. Очень медленно.

Когда человек хочет выжить, то хватается и за соломинку. Айгуль пошевелила пальцами, попробовала нажать на фиксатор, не позволяющий выдернуть подголовник из спинки сиденья. В конце концов ей удалось пальцами правой руки надавить на фиксатор, а левой немного приподнять подголовник. Скотч не давал возможности левой рукой выхватить подголовник, так как ей пришлось бы отпустить фиксатор. Но Айгуль не была уверена, что он вновь не зажмет направляющую. Она медленно перебирала пальцами левой руки по мокрой от пота стали. Она еще немного надавила вверх, подголовник чуть заметно качнулся. Металлические штыри, на которых он был закреплен, теперь лишь на несколько миллиметров входили в отверстия в спинке сиденья. Айгуль постаралась схватиться поудобнее. Она глубоко вздохнула и, резким движением дернув подголовник вверх, что есть силы нанесла им удар в голову человеку, сидящему за рулем. Она попыталась ударить так, чтобы железные прутья направляющих попали ему в шею или в голову. Петля на ее собственной шее мешала наклониться и ударить сильнее, а низкий потолок не давал возможности как следует замахнуться, но Айгуль почувствовала, что попала. Человек за рулем вскрикнул, машина вильнула в сторону и затормозила. Айгуль ударила еще раз и попала в плечо. Третий раз она промахнулась. Похитивший ее человек выскочил из салона автомобиля, открыл заднюю дверцу и устремился к ней. Очки слетели с его лица, и Айгуль увидела вблизи его глаза. Глаза, полные ненависти и ярости.

Середина обучения была знаменательна тем, что в этот период проходил День наставника. Высокопоставленные руководители выступали в закрепленных за ними группах, а затем отвечали на вопросы. Вопросов всегда было много, так что День наставника и в самом деле длился до самого вечера.

Когда Фролов появился в аудитории, Подгорный, сидевший в одном из первых рядов, пристально вгляделся в его лицо, пытаясь заметить на нем признаки недавно пережитой трагедии. Потом в голову ему пришла мысль, что он и сам примерно год назад замечал на себе такие же пристальные взгляды окружающих. Макс уткнулся в блокнот для записей, но писать пока было нечего, и взгляд его вновь вернулся к трибуне. «В конце концов, сейчас все на него смотрят, хотя ничего и не знают», — успокоил себя Подгорный. Петра Михайловича он не видел с той самой встречи в первый день занятий. На похоронах Наташи Макс не был. Марина категорически потребовала не ходить. Подгорный и сам не рвался, хотя все же узнал время и место похорон через Реваева. Похороны были закрытыми, никакой информации в прессе о произошедшем убийстве не было. Реваев пообещал районной опергруппе, что добьется увольнения из органов всех без разбору, если произойдет утечка имени погибшей. Через два дня после похорон Макс все же приехал на кладбище. Среди уже подвядшего вороха цветов виднелась фотография в деревянной рамке. Максим подошел ближе и присел на корточки, чтобы рассмотреть ее получше. На фотографии Наташе явно не было и двадцати лет. Она смотрела прямо в объектив и улыбалась. В ее огромных глазах застыл смех. Подгорный почувствовал, словно по спине пробежала поземка. Эти огромные смеющиеся глаза смотрели прямо на него. Только они уже не были зелеными, они были темно-серыми, почти черными. Ведь сама фотография была черно-белой.