Марк Бернелл - Ритм-секция [litres]

Как оказалось, компьютерный архив также содержал информацию о контакте Проктора в MI-5. Сначала Стефани решила, что Смит был частью первоначального расследования, что он – кто-то из близких одного из трехсот восьмидесяти восьми погибших. Но его имя возникало чаще, чем любое другое. Она была вынуждена пересмотреть свое первоначальное мнение, когда добралась до следующих записей.

10 декабря. Пытался дозвониться до Смита. Телефон отключен.

15 декабря. Позвонил Смит. С этого момента использую внешние телефоны.

6 января. Звонил Смит. Наблюдаю и нахожусь под наблюдением.

Наблюдаю и нахожусь под наблюдением?

Прокручивая скроллом страницы дневника, Стефани перенеслась во времени – и в результате нашла первое упоминание о Смите.

22 июля. Говорил с Бет Марриот, вдовой капитана воздушного судна NE027 – отклонила мою просьбу об интервью. Позвонил некий «друг», сказал, что готов помочь. Будет снабжать информацией.

25 июля. Сегодня утром «друг» от 22 июля подкинул пакет с документами. Невероятно – похоже, что чокнутый! Подписался именем Смит. Вопрос: как он меня нашел? Как узнал обо мне?

Стефани медленно двинулась дальше, собирая воедино обглоданные косточки полученной Проктором информации. Из сокращенных записей в дневнике было видно, как его первоначальное мнение о Смите постепенно менялось. Похоже, что с каждой новой записью Проктор все дальше продвигался по указанному Смитом пути. Другие контакты – родственники и друзья погибших – стали встречаться все реже и реже, пока наконец 30 ноября их имена исчезли полностью, за исключением первого контакта Проктора со Стефани, который состоялся в середине декабря. Вскоре она наткнулась на два знакомых имени, – Брэдфилд и Кадик. Это тотчас вернуло ее к главным вопросам: кто убил Проктора? Зачем? А что будет с ней? Если квартира Проктора была под наблюдением, то убийца наверняка знал, что она там живет. Вдруг Проктор был убит сгоряча?

На этикетке одной из дискет зеленым фломастером было написано «Смит». Стефани вставила ее в дисковод компьютера. На дискете оказались всего три файла. В одном из них подробно излагалась версия событий, которую Проктору рассказал Смит.

Благодаря доступу к информации о наблюдении MI-5 за предполагаемыми террористами, Смиту стало известно о некоем Цезаре – этим именем он, или же кто-то еще, называл того, кто предположительно подложил бомбу на борт NE027. Было непонятно, входил ли Смит в состав группы наблюдения, которой было поручено следить за Цезарем, или он руководил операцией, или же вообще никак не участвовал в ней, но каким-то образом он о ней узнал. Стефани решила, что такая дымовая завеса была намеренной. Было ясно, что Смит усомнился в уместности такой операции, но начальство к нему не прислушалось. Он утверждал, что и в разведке, и в Скотленд-Ярде знали о пребывании Цезаря в Лондоне. Он также утверждал, что Цезарь – это законспирированный студент Имперского колледжа Лондонского университета, и даже указал специальность, которую тот изучал: аспирантура по химическому машиностроению и химическим технологиям.

Гнев Смита, как отметил Проктор, был неподдельным. И оправданным. Человек, подложивший в самолет бомбу, что повлекло за собой гибель почти четырехсот невинных людей, свободно разгуливает по Лондону, о чем прекрасно знают сотрудники тех учреждений, чья работа состоит в том, чтобы охотиться на террористов и привлекать их к ответственности. Что еще хуже, он выдает себя за студента, проживая за счет правительственных грантов, оплачиваемых британскими налогоплательщиками. Проктор, похоже, был убежден в честности Смита просто по тону его голоса, так как лично они ни разу не встречались.

Во время другого их разговора Смит предупредил Проктора, что тому следует быть осторожным с теми, с кем он говорит. Вопросы к полиции, например, неизбежно передаются наверх, и рано или поздно кто-то внутри спецслужб заметит его имя. Прямой выход на MI-5 или MI-6 исключается сразу – кто знает, каковы будут долгосрочные последствия такого шага? Вывод был ясен. Шагать осторожно, оставаться в тени, шептать тихо .

Я лежу в постели, полностью одетая, под простыней, одеялом и оранжевым покрывалом. Настенный нагреватель включен, но дает лишь скудное количество тепла. Я дрожу, но это никак не связано с тем, что я замерзла.

Сейчас без десяти минут полночь. Комнату слева занимает какая-то проститутка. С половины девятого вечера она с перерывами занята – принимает клиентов. Изголовье ее кровати придвинуто вплотную к стене, разделяющей наши комнатки, и бьется об нее, когда она зарабатывает деньги. Просто удивительно, что она еще не сломала стену – перегородка настолько тонкая, что мне слышны почти все ее разговоры с клиентами. Это натужный обмен репликами; неискреннее поддразнивание и ложь. Шепот, кряхтенье, наигранные стоны поддельных оргазмов… ее лексикон хорошо мне знаком во всей его удручающей полноте. Я – это она.