Си Джей Уотсон - Прежде чем я усну [litres]

– Я пока почитаю газету, ладно? – сказал он.

И я поднялась наверх. Как только я осталась одна, у меня пошли круги перед глазами, голова стала тяжелая и в то же время легкая, как шарик. Я ни за что не могла ухватиться. Все казалось призрачным. Я оглядывалась вокруг: вот дом, в котором я живу, но глаза ничего не узнавали. Мне вдруг захотелось убежать далеко-далеко. Надо было успокоиться.

Я села на край кровати, в которой спала. Надо ее заправить, что ли. Прибраться. Как-то занять себя. Я взяла подушку, хотела ее взбить, и в этот самый момент раздался какой-то зудящий звук.

Я не сразу поняла, что это за звук. Низкий, настойчивый. Нет, это была мелодия, тихая, приятная. Моя сумка валялась на полу, я подняла ее и поняла, что звук идет изнутри. Я вспомнила, что Бен говорил что-то про телефон.

Достала аппарат. Он светился. Я долго смотрела на него. Какая-то часть моего сознания, похороненная глубоко на задворках памяти, точно знала, от кого этот звонок. И я ответила.

Мужской голос произнес:

– Кристин? Вы меня слышите?

Я сказала «да».

– Это ваш доктор. Все в порядке? Бен с вами рядом?

– Нет, – ответила я. – Он… А в чем дело?

Мужчина представился и сказал, что уже несколько недель у нас занятия.

– Мы занимаемся вашей памятью. – Я не ответила, и он продолжил: – Вы должны мне доверять. Пожалуйста, загляните в шкаф в вашей спальне. – Он снова помолчал. – Там в самом низу обувная коробка. Откройте ее. В ней лежит ваш дневник.

Я бросила взгляд на шкаф:

– Но откуда вы знаете?

– Вы сами мне сказали. Мы встречались вчера. И вместе решили, что вы начнете вести дневник. Именно тогда вы и сказали, где будете его прятать.

Я вам не верю! – чуть не сорвалось с языка, но это было бы невежливо, кроме того, это была не совсем правда.

– Ну что, посмотрите? – спросил он, и я ответила, что посмотрю, тогда он добавил: – В таком случае не теряйте времени. И ничего не говорите Бену.

Я не нажала «отбой» и прямо с телефоном подошла к шкафу. Доктор говорил правду. В самом низу шкафа стояла обувная коробка – синяя, с крышкой от другой коробки с надписью «Scholl». А в ней лежал дневник, завернутый в кусок ткани.

– Нашли? – спросил доктор.

Я достала и развернула находку. Дневник был из коричневой кожи, видимо дорогой.

– Кристин?

– Да-да. Дневник у меня.

– Отлично. Там есть записи?

Я открыла дневник и на первой же странице прочитала: «Меня зовут Кристин Лукас. Мне сорок семь лет. У меня амнезия». Мне стало страшно и интересно. Как будто шпионишь, только за самой собой.

– Есть, – сказала я.

– Прекрасно! – воскликнул доктор, пообещал, что позвонит завтра, и мы разъединились.

Я не двигалась. Опустившись на пол прямо у распахнутого шкафа, так и не убрав постель, я начала читать.

…И была ужасно разочарована. Потому что не помнила ничего из того, о чем читала. Никакого доктора Нэша, никаких кабинетов, в которых мы якобы встречались, никаких тестов, которые я вроде бы проходила. Я только что слышала голос этого человека, но не могла представить ни его самого, ни нашего разговора. Дневник читался как триллер. Но потом я нашла между страницами фотографию. Это был дом моего детства, дом, в котором я бы с такой радостью проснулась. Он был реальным, это была зацепка. Значит, я встречалась с доктором Нэшем и он дал мне этот снимок, этот осколок моего прошлого.

Я закрыла глаза. Вчера я описывала вслух свой дом, банку из-под сахара, вспоминала, как мы собирали ягоды. Помню ли я все это? Могу ли восстановить что-то еще? Надеясь вспомнить что-нибудь новое, я подумала о маме, о папе. Появлялись безмолвные образы. Блекло-оранжевый ковер, ваза оливкового цвета. Желтый детский комбинезончик на кнопочках спереди и с вышитым на груди утенком. Ярко-синее пластиковое сиденье для машины и поблекший розовый горшок.

Вещи, краски… Но ничего о моей жизни. Ничего. Я хочу видеть своих родителей, подумала я и вдруг впервые ясно осознала, что их нет в живых и я это знаю.

Я вздохнула и присела на край незаправленной кровати. Между страницами дневника лежала ручка. Почти бессознательно я взяла ее и приготовилась писать. Поднеся ручку к бумаге, я прикрыла глаза, чтобы сосредоточиться.

Именно тогда что-то произошло. Именно в этот миг мысль о смерти родителей запустила некий механизм, и я словно очнулась от долгого, глубокого сна. Ожила. И не постепенно, а резко. Как от удара током. Я вдруг очутилась не в собственной постели с открытым дневником в руках, а совсем в другом месте. Там, в прошлом, которое, как я думала, утрачено навсегда, почти осязая и чувствуя вкус окружающего. Я начала вспоминать.