Камилла Гребе - Оцепенение

Длинный красный велосипедный замок, который я купил для Ракель.

Такси привозит меня на работу в начале первого ночи. Я все еще слегка навеселе после ужина с Мартином и Афсанех, но это не имеет никакого значения. В предвкушении скорой разгадки я легкой походкой иду через парк.

Малин уже на месте в конференц-зале, где мы собрали всю информацию по расследованию. На доске – фотографии Юханнеса Ахонена и Виктора Карлгрена. Рядом висит стихотворение, под которым кто-то написал печатными буквами: Ягненок = Ракель, Голубка = Юнас, Лев = Улле Берг.

Внизу фото Улле из полицейского архива. Он смотрит в камеру пустым взглядом.

– Как ты? – интересуется Малин.

– Нормально. Рассказывай! Где вы нашли Улле Берга?

– В шхерах. Дайте все знает. Он скоро будет. Работал весь вечер.

– Ничего себе. Я-то думал, он уходит домой в пять проветривать свою синтетическую рубаху.

Малин улыбается.

– Я дома тоже не была, – признается она. – Все думала о том, что могло произойти, но так и не придумала.

Я пожимаю плечами.

– А что тут думать? Берг убил Юханнеса Ахонена, Виктора Карлгрена и неизвестную жертву.

Малин закладывает руки за затылок и поднимает глаза к потолку.

– Все не так просто, – протягивает она.

– Обычно все просто.

– Почему?

– Кто знает. Но зачастую мотив – наркотики. Сегодня это главное зло.

Малин мои слова не убедили.

– Виктор Карлгрен на наркомана не похож.

– Его сестра сообщила, что он с приятелями покупал наркоту у типа по имени Монс или Мальте. Это может быть только Мальте Линден.

Малин качает головой.

– Слишком неочевидная связь, ты сам понимаешь. И кто жертва номер три? Парень со странным прикусом?

– Еще один нарик, – говорю я с уверенностью в голосе, которой на самом деле не испытываю.

Малин вздыхает и ерзает на стуле. Сминает салфетку в шарик и бросает в мусорную корзину у двери.

Он шлепается рядом, но Малин, погруженная в свои мысли, ничего не замечает.

– Почему ДНК Карлгрена было под ногтями Ахонена?

– Наверно, подрались, прежде чем Ахонена убил Улле Берг.

– Хм. Кожа под ногтями. Как она могла туда попасть? Если не во время секса.

– Говори за себя. Я своих партнеров не царапаю во время секса. Но могу предположить, что мужчины способны царапаться, когда другого выхода у них нет. Например, когда кто-то тебя душит или вонзает нож в живот. Когда ты при смерти, другими словами.

Малин потягивается.

– Травмы. Мощное насилие после наступления смерти. У них же почти все кости были переломаны. Что, черт возьми, Берг с ними делал?

– Может, тела попали под лодку? Самира говорила…

Малин перебивает меня:

– Все трое? Не думаю. И почему такие долгие промежутки между убийствами? Если бы это было связано с бандами, торгующими наркотиками, они умерли бы одновременно.

– Не знаю, – признаюсь я.

В коридоре раздаются шаги, и появляется Дайте. В одной руке у него бумаги, большой палец другой засунут за пояс лоснящихся брюк с кривыми складками. Расстегнутая рубашка обнажает поросшую седыми волосами грудь.

Он опускается на стул рядом с Малин, даже не здороваясь.

Я перевожу взгляд на Малин. Она в старых потертых джинсах для беременных и застиранной серой футболке, которая когда-то была белой.

Сегодня людям не важно, как они выглядят.

Они хотят казаться интересными, опасными, дерзкими. Хотят производить впечатление людей, объездивших весь мир, тусивших ночи напролет или работающих в борделях.

Опускаю взгляд на свои костюмные брюки, обтягивающие живот, и начищенные до блеска ботинки.

Дайте прокашливается.

– Улле «Бульдог» Берг совершил покупку на триста сорок крон вблизи кемпинга к западу от Стувшера.

– Откуда нам это известно? – спрашивает Малин.

– Из банка позвонили. Он воспользовался кредиткой вчера в пятнадцать тридцать шесть – впервые со своего исчезновения. И нам повезло. В магазине была камера наблюдения. Коллеги из Ханинге съездили за диском.

Ладде демонстрирует мутные черно-белые снимки мужчины в кепке и солнечных очках. На первом он входит в дверь, на втором стоит перед кассой. Опирается о стол левой рукой и подписывает чек правой. Третий снимок почти идентичен второму, разве что продавец стоит по-другому.