Дж Делейни - Верь мне [litres]

– Я уже рассказала вам, что случилось. – Почему-то мои зубы стучат. – Это была полицейская операция – я работала под прикрытием. Они отвезли меня в квартиру, где было полно камер, но мне не сказали об этом. На самом деле полицейские следили за мной. – Я останавливаюсь, чувствуя, как дрожит мой голос.

– Ничего похожего на автокатастрофу? Или ограбление?

Бэннер заглядывает мне в глаза с фонариком.

– Ничего.

Я сжимаю зубы, чтобы они не двигались.

– Нервные расстройства? Эпилепсия? Гипогликемические приступы? Маниакальные эпизоды? Депрессия, мысли о насилии?

– Нет. – Я смотрю на свою перевязанную руку. – Помимо вот этого, я имею в виду.

– Вы когда-нибудь слышали голоса, в существовании которых не уверены?

– В реальности – нет.

Эндрю выключает фонарик.

– В реальности – нет?

– Иногда мне кажется, что я в каком-то фильме. Смотрю, как я играю.

Бэннер делает пометку.

– Вы принимали какие-нибудь лекарства без рецепта за последние двенадцать месяцев?

– Только экстази, и то не очень часто.

– Ясно.

Еще одна пометка.

– Слушайте, – говорю я, кажется, уже в пятый раз. – Это было связано с убийством Стеллы Фоглер, которое произошло в феврале. Полиция схитрила, чтобы поймать меня на глазах у психиатра и чтобы в итоге она могла сделать все эти тесты.

– Какие тесты?

Я пытаюсь вспомнить, но лекарства, которые мне дали, затуманивают память.

– В основном мы разговаривали. О приемных родителях. Я думаю, это должно быть частью психологического портрета, как-то так. Вся эта динамика: папа – медведь, мама – медведь и Златовласка.

Это Эндрю Бэннер тоже записывает.

– Вы мне верите? – Я слышу отчаяние в своем голосе.

– Конечно.

– Неужели? – Я чувствую облегчение. – Спасибо . На мгновение мне это даже показалось безумием.

Бэннер говорит, продолжая писать:

– Недавно у меня был пациент, который считал, что у него в желудке растет дерево. Он вспомнил, что съел огрызок яблока, и подумал, что семена проросли в нем. Он страдал от мучительных спазмов в животе. Как только мы дали пациенту лекарство, у него прекратились судороги. Видите ли, он убедил себя, что лекарства – это яд и что дерево умерло.

– Так он же все равно остался безумным.

– Это не то слово, которое мы здесь используем, Клэр. Мы все живем в собственной реальности. – Взгляд доктора Бэннера обратился к ноутбуку. – Немного похоже на компьютерную сеть. На разных компьютерах в сети работает разное программное обеспечение. Иногда бывают небольшие сбои. Проблемы совместимости, так сказать. Они должны быть исправлены технической поддержкой. Понимаете, о чем я?

– Хм, не совсем.

– Позвольте мне сформулировать это так: есть некоторые химические дисбалансы в вашем организме, которые нужно подправить.

– Что значит «подправить»?

Оказывается, он имеет в виду ударные дозы пимозида, проверина и иклимита – лекарств, которые, как он уверяет, имеют мало побочных эффектов, но которые, я чувствую, притупляют мыслительные процессы, покрывая мой разум клейким сиропом медикаментов. Из-за них я постоянно голодна. Я провожу дни в телевизионной комнате, вяло ожидая, когда санитары принесут еще один поднос с тяжелой пищей. На одной из консультаций я совершаю ошибку, говоря доктору Бэннеру, что страх перед другими пациентами нарушает мой сон, поэтому в дополнение ко всем другим лекарствам мне прописывают еще и снотворное. Как все здешние препараты, после назначения оно становится обязательным для приема. Санитары стоят над тобой, чтобы убедиться, что ты проглотил свою дозу. Почти как в фильме «Прерванная жизнь», только без Вупи Голдберг.

Похоже, ирония в том, что Бэннер весьма одержим лекарствами, в то время как очевидно, что именно злоупотребление препаратами подпортило мозги большинства его пациентов. Они сравнивают рецепты с избирательностью гурманов. «У тебя мет? Дерьмо, ведь все, что он мне дал, – две долбаные сигареты и рецепт на гребаную Сюзи Кью», – и рассказывают потом всем, кто готов слушать, о высшей реальности, в которой они побывали, принимая ангельскую пыль и кокаин. Мне кажется, впадать в наркотическую кому каждую ночь небезопасно, тем более я уверена – самые зоркие среди пациентов точно знают, что мне дали, но выбора нет.

Через неделю или около того доктор Бэннер торжественно озвучивает мой диагноз. Я страдаю от параноидального бредового приступа. Когда я протестую, настаивая, что все это произошло на самом деле и полицейская операция была такой же реальной, как больница, где мы сейчас находимся, доктор Эндрю Бэннер отмахивается от моих возражений. Факты не важны, утверждает он. Важно то, как я на них реагирую. Я переживаю диссоциацию – внутренний распад личности. Есть и элемент психоза, связанный с невозможностью отделить восприятие от реальности. Он считает, что это симптомы, связанные с театральным расстройством личности , и их появление вызвано интенсивным стрессом .