Луиза Дженсен - Свидание [litres]

Если не хочешь, чтобы с братом что-то случилось, не ходи в полицию, Эли. Каково ему будет, если он узнает, что ты сделала? И если увидит это.

Сначала я не понимаю. Что увидит? Телефон снова пикает – еще одно сообщение, на сей раз видео. Открываю, и сердце екает. Съемка темная и нечеткая, но, без сомнения, сделана в гостиной. Единственный источник света – чайные свечи. Судя по ракурсу, снимали от телевизора: пастельно-розовые обои с серо-голубыми птицами, безликие ангелы, книжный шкаф, на котором стоит моя розовая коробка в цветочек… Но я едва замечаю все эти подробности. Мой взгляд прикован ко мне. Я двигаю бедрами спиной к камере, светлые волосы рассыпались по голой спине; зеленое платье, в котором я была в ту субботу, снято до пояса. Кончики грудей прыгают вверх-вниз. Подо мной голые мужские ноги, брюки спущены ниже колена, руки обхватывают талию, со всей силы прижимают к себе. Он смотрит прямо в камеру, но его лицо в тени. Хотя я бы все равно не узнала. Нельзя никому это показывать. Наверно, снято в прошлую субботу, но я ничего не помню. Не заметно, чтобы я протестовала, и все-таки я не пошла бы на секс с практически незнакомым человеком, просто не согласилась бы. Чувствую себя испачканной, изнасилованной. Ужасно стыдно. Телефон снова пикает. Те же три слова.

Понравилось свидание, сука?

Желчь, теплая и кислая, поднимается по горлу в рот. Корчусь над раковиной. Лимонная курица идет обратно. Меня сняли, когда я занималась сексом! Что, если Бен увидит? Или Мэтт? Что, если выложат в сеть? Меня рвет и рвет, пока в животе не остается ничего, кроме ярости.

Как он смеет мне угрожать, шантажировать, впутывать Бена! Как он смеет, урод!

Опять сообщение.

Кто знает, что еще я заснял той ночью, Эли?

Я не могу пойти в полицию, не могу. Но завтра я выясню, кто такой Юэн и что ему надо. Даже если он меня убьет.

Вспоминаю видео.

Даже если я его убью.

Рассвет. Небо окрашивают оранжевые и алые полосы. За восемь часов с тех пор, как ушел Бен, моя ярость не стихла, хотя решимость выследить Юэна, надо признать, подернулась пеленой страха. Бен в конце концов смирился с моим решением не звонить в полицию, списав его на нежелание вспоминать прошлое. Конечно, я не рассказала о видео, окровавленных перчатках, помятом бампере и страшных намеках, что меня засняли за чем-то ужасным. Может, и глупо выслеживать мужчину, который явно опасен, но я просто не могу сидеть сложа руки. После вчерашнего нападения на Бена я реагирую еще острее. Когда думаю о царапине на лице у брата, то ощущаю жар в венах и почти хочу, чтобы кровь на перчатках оказалась кровью Юэна. Чтобы я его ранила. Идея, зазубренная и острая, обретает форму. Может, так и было? Юэн на меня напал, я защищалась. Защищалась отчаянно. И теперь, поскольку оскорблена его гордость, он меня запугивает. Коли так, ему скоро надоест. Должно надоесть, повторяю я себе, хотя звучит неубедительно. На видео я не протестую. В который раз задумываюсь, чем меня одурманили. Снова чувствую себя грязной, в третий раз принимаю душ и одеваюсь.

Откалываю два ломтика хлеба от буханки из морозильника, и тут звонят в дверь. С ножом в руке иду по коридору, останавливаюсь. Бряцает почтовый ящик.

– Эли!

Голос Мэтта.

Спешу открыть и машинально поправляю волосы, как будто это придаст мне более презентабельный вид.

– Вот так сюрприз…

Не знаю, что сказать. Мэтт никогда раньше сюда не приходил. Бренуэлл протискивается у меня между ног и бешено виляет хвостом.

– Решил погулять с ним, а то у тебя нога и все такое…

Мэтт садится на корточки. Бренуэлл упирается передними лапами ему в колени и лижет лицо.

– Спасибо, я сегодня уже мылся.

Он отстраняется и поднимает голову, а я смущенно достаю из шкафа поводок вместе с любимой косточкой Бренуэлла и пакетами для мусора. Не могу заставить себя посмотреть на Мэтта, будто он по выражению моего лица угадает, что я ему изменила. Дрожь раскаяния пробегает у меня по коже.

– Что случилось? Ты что-то вспомнила? – Он пристегивает поводок.

– Почему все меня это спрашивают? – отвечаю я резче, чем хотела.

– Ладно, – выпрямляется он. – Тогда, может, попьем кофе, когда вернусь?

Пристыженная собственной грубостью, я вызываюсь приготовить нормальный завтрак.

Сосиски с беконом шипят на сковороде, а я думаю о том, как странно все вышло. Таким ласковым Мэтт не был многие месяцы. Режу грибы на ломтики, помидоры – на четвертинки. Съедобная версия масличной ветви, которую я преподнесу в знак примирения. Едва достаю тарелки – Мэтт возвращается. Моет руки, забрасывает хлеб в тостер и потом мажет его маслом.