Каролина Эрикссон - Наблюдательница [litres]

– Я забыл ключи от дома, а мамы еще нет. Так что я решил зайти поздороваться. Вы же недавно въехали, да? Надеюсь, я вас не потревожил.

Он повернулся и показал на дом напротив.

– Я живу там, с другой стороны.

Я представляюсь, голос хриплый, отвыкший от разговора. Прокашливаюсь, повторяю. Лео кивнул.

– Вы писательница, да? – спрашивает он и называет мою недавнюю книгу.

Ту самую, которая внезапно стала успешной после трех посредственных. Четвертый роман, как и все прошлые, представлял собой мрачную детективную историю с парой неожиданных сюжетных поворотов. В центре повествования была семья на грани распада. Члены этой семьи проверяли себя и других на прочность, желая знать, на что они способны. Рецензенты бросались такими словами, как «уникальный», «первоклассный». Меня приглашали на телевидение обсуждать кризис традиционной семьи. Книга взлетела в топах бестселлеров. Видимо, она пришлась по вкусу как любителям детективов, так и обычных романов.

Пару месяцев меня даже узнавали в городе, но, слава богу, этот период быстро закончился. Новые книги вышли на рынок, новые писатели заняли место в утренних шоу и на страницах газет.

Свет рампы погас, и я с радостью вернулась к своей роли наблюдателя. Моей любимой привычной роли.

Меня нет в социальных сетях, и моя читательская аудитория определенно не подростки. И все же этот мальчик знает, кто я. Видимо, удивление отразилось на моем лице.

– Я часто зависаю в библиотеке, – поясняет Лео. – Читаю чертовски много. Так что я в теме.

Длинная челка падает на лицо. Он вскидывает голову, и за челкой открывается лоб, покрытый красными и белыми угрями.

– Надеюсь, я вам не помешал. Мы обычно не надоедаем соседям, просто я…

Я смотрю, как он убирает челку со лба, чтобы тут же позволить ей упасть снова. Бессознательная реакция на попадающие в глаза волосы и осознанное желание скрыть прыщи. Меня охватывает необъяснимое чувство.

– Ничего страшного, – говорю я. – Ты не помешал.

– Точно?

– Точно.

Он смотрит вниз на свои ноги в грязных белых кроссовках с плохо завязанными шнурками. Потом выпрямляется и смотрит на меня.

– Я тоже хочу стать писателем. Когда вырасту.

– Да? Как интересно.

Он пишет рассказы и короткие тексты, рассказывает Лео, вроде дневниковых записей. И много читает. Он показывает на рюкзак и объясняет, что там не только учебники, но и книги из библиотеки.

– Мне сложно выбрать, так что беру все подряд.

– Я тоже была такой, – отвечаю я. – Читала пять книг одновременно.

Лео смеется и спрашивает, что мои родители об этом думали. Я объясняю, что моя мама была точно такой же и что это от нее я унаследовала интерес к книгам. Лео опускает глаза, улыбка гаснет.

– Папа считает, что мне надо меньше читать и больше заниматься спортом. А парни в школе вообще не понимают, зачем читать, да еще и по собственной инициативе. Они говорят, что я ботан, который всегда…

Мальчик замолкает на середине фразы, приглаживает рукой челку и поправляет рюкзак.

– Ну мне, пожалуй…

Он говорит медленно, растягивая слова. Я хочу что-то сказать, но не знаю что, и момент упущен. Лео уже уходит.

– Оставляю вас в покое. До свидания, – говорит он.

– Удачи с рассказами. И скажи, если понадобится помощь.

Его зрачки расширяются.

– Правда? Круто! Спасибо!

Мы прощаемся, я закрываю дверь и прислоняюсь к ней спиной.

Зачем я сказала последнюю фразу? Зачем дала обещание, которое не смогу исполнить? Как я могу помочь кому-то, если сама едва держусь? И тут меня осеняет. Он сказал, что у него нет ключей и родителей нет дома. Что он будет делать? Ждать их под дверью? На улице холодно. Уже вечер, а одет он в одну легкую кофту.

Я терзаюсь сомнениями, но, когда берусь за ручку двери, на кухне звонит мобильный. Потом схожу проверю, там ли он, обещаю я себе и иду на кухню. Но стоит мне увидеть имя на дисплее, как я забываю обо всем. Все, включая Лео Сторма, мгновенно стирается из памяти. Одного имени, пяти обычных букв достаточно, чтобы вызвать во мне целую бурю эмоций. Потому что звонит любовь всей моей жизни. Мужчина, с которым я не разговаривала уже пять недель и два дня и по которому скучала каждую секунду. Петер.

Сколько гудков проходит, прежде чем я беру себя в руки? Два? Три? Пять? Не знаю, но когда я дрожащим пальцем нажимаю кнопку ответа, в трубке тихо. Дисплей гаснет, телефон в моей руке холодный и безжизненный.

Я опускаюсь на стул, вытягиваю руки, хватаюсь за столешницу. Я боюсь, что рухну. Рухну со стула, провалюсь сквозь пол вниз, в пустоту.