Андреас Грубер - Смертельный хоровод [litres]

– А остальное? – крикнул ему вслед толстяк.

– Можешь толкнуть на eBay.

– А что с книгами в твоей камере? Сколько их? Сто?

– Двести шестьдесят одна, – ответил Харди. Толстяк никогда не умел считать.

– Двести шестьдесят одна? – повторил мужчина.

– Да. – Харди обернулся. Сборная солянка из Фолкнера, Стейнбека и прочих писателей, которыми в тюрьме никто не интересовался. – Можешь подарить кому-нибудь в семье, если хоть кто-то из твоих родственников умеет читать.

Харди вышел на улицу, надел солнцезащитные очки и посмотрел в обе стороны. Солнце безжалостно жарило ему в затылок, по спине бежали струйки пота.

«Чертова жара!»

И вот уже снова начались его головные боли. На протяжении многих лет они появлялись регулярно, но он отказывался принимать лекарства. Лучше терпеть боль, чем заглушать чувства. «Плевать!»

Старое кирпичное здание с зарешеченными окнами, где размещалась тюрьма Бютцов, осталось позади. В прямом смысле этого слова. Перед ним была свобода.

Отсюда до Ростока каких-то тридцать километров, и в некоторые дни Харди даже казалось, что он ощущает соленый запах Балтийского моря. Конечно, он выдумывал, но, когда столько лет находишься в тюрьме, начинают появляться фантазии. И не все они связаны с местью. Правда, сейчас его тянуло не к морю, а в другом направлении: в сторону Франкфурта и Висбадена. Ему нужно туда. Там он получит ответы.

Его ожидаемо никто не встретил. Да и кто бы это мог быть? Никто не обрадуется, что он снова на свободе. Скорее наоборот!

Похоже, единственный, кого он интересовал, был водитель черной «Лады-Тайги», которая стояла в двухстах метрах на улице перед администрацией кладбища. По бамперу Харди заметил небольшой крен и понял, что в машине кто-то сидит. Но он не мог разглядеть, кто именно, потому что солнечный свет отражался в стеклах машины.

Харди медленно направился к автобусной остановке, которая находилась прямо перед тюрьмой на Кюлунгсборнерштрассе. Оттуда на автобусе он доберется до вокзала.

На ходу он вытащил из кармана куртки книгу. Пора заново знакомиться с Холденом Колфилдом и его красной кепкой, которую он всегда носил задом наперед.

На первой странице книги стояла дарственная надпись:

«В глубине души ты по-прежнему ребенок.

Таким и оставайся.

С любовью, Лиззи ».

Дарственная надпись от его жены. Никто на земле не знал его так хорошо, как Элизабет Хардковски, его Лиззи. Ну, за исключением Норы, – но он быстро отогнал от себя эту мысль.

Харди дошел до остановки и покосился на черный автомобиль. Никто не помешает ему воплотить свой замысел в жизнь. Ни мужчина в «Ладе-Тайге», ни кто-либо еще.

Все-таки он ждал двадцать лет, чтобы выяснить правду. Он узнает, как и почему умерла его жена и кто в этом виноват. Он тщательно продумал все детали своего плана. Он управится за несколько дней, и это обернется дьявольским смертельным хороводом – для всех, кто был замешан в тех событиях…

Майнц находился в нескольких минутах езды к югу от Висбадена. В городском районе Гонзенхайм дорогие виллы стояли одна другой краше, и особенно Брайтештрассе выделялась самыми шикарными зданиями в разных стилях.

Обзавидоваться можно!

Сабина припарковала свой автомобиль рядом с трамвайной остановкой, прямо перед двухэтажным кирпичным домом, с эркерами, чердачными окнами и милой острой крышей. Дверь на узком балконе была открыта, и белоснежная занавеска развевалась снаружи. Сабина положила табличку БКА на приборную панель под лобовое стекло, взяла ноутбук и вышла из машины.

Через минуту она стояла в коттедже, опершись о деревянный косяк лестничных перил, и смотрела на ступени, ведущие на второй этаж. Для начала июня было непривычно жарко и душно, но, к счастью, в доме работал кондиционер.

Коллеги из криминалистического отдела почти закончили, и труп Катарины Хагены уже увезли. Только белые линии указывали на то место, где лежало ее тело: в самом низу лестницы с неестественно повернутой в сторону головой.

– Следы взлома? – спросила она одного из коллег, по казав свое удостоверение.

На верхнем этаже сверкнула вспышка фотокамеры.

– БКА? – удивился сотрудник уголовной полиции Майнца, убрал диктофон и помотал головой.

– Следы борьбы?

– Нет.

– Следы насилия на теле погибшей?

– Нет.

– Что-нибудь пропало?

– Непохоже. Я задаюсь вопросом, зачем мы здесь вообще.

«Тем же вопросом задаюсь и я». Сабина ничего не ответила. Но, очевидно, Хесс знал больше, чем она, или так считал. Иначе не прислал бы ее сюда.