– У меня жизнь летит ко всем чертям, понимаешь? Еще ты тут «обидки» кидаешь совсем не вовремя. Ну извини, да я совсем не та, какой бы ты хотела меня видеть. Но ты не можешь меня просто вычеркнуть из своей жизни, не имеешь права! Ведь я твоя, пусть и не путевая, но дочка, а ты моя мама. И твоему ребенку крайне плохо живется на этом свете.
За дверью появился некий шорох. Илона ощущала, как женщина почувствовала себя плохо, может даже привычно схватилась за сердце, но не подавая виду, осторожно присела на ящик для схрона картофеля. Она прижалась головой к стене и грустно молчала, уставившись в потрескавшуюся краску предбанника. У нее, наверное, тоже находилось много чего, что хотелось предъявить, но глубокое сожаление сковало женщину, не давая вымолвить и слова. Она, конечно, не могла спокойно созерцать, как страдает ее ребенок, но та обида, что копилась год за годом, еще управляла ее сознанием. Материнским, но все же, первостепенно женским восприятием себя и окружающего вокруг мира. Где все довольно-таки несправедливо. У них никогда не существовало привычной модели отношений матери и дочери, скорее тотальное доминирование первой над каждым шагом второй. Безропотное, навязчивое менторство с самого детства. А когда Илона становилась старше и самостоятельней, то наряду с бесконечными претензиями и поучениями, появилась вовсе нетипичная зависть, в каких-то моментах перерастающая в неприкрытую конкуренцию. Ну а с таким набором человеческих слабостей совсем не до душевных разговорчиков.
– Я не виновата, слышишь? Ты опять скажешь, что у меня всегда так, и будешь права, но не в этой ситуации. Я даже могу признать, что я твой позор и большое сожаление, но никогда не поверю, что ты меня больше не любишь.
Наконец, подъездную тишину разрезало нарастающее посвистывание закипающего чайника, что так не вовремя сделал свое дело. «Попалась с поличным». Женщина перестала скрывать того факта, что все это время находилась за дверью – приподнялась с картофельного ящика и закрыла собой входной глазок. Она внимательно всматривалась в лестничную клетку, где распласталась ее единственная дочь и теребила подол фартука, стараясь справиться с приступом тревожного беспокойства. Несколько минут они так и находились рядом, почти касаясь друг друга, под гнусную свистящую свирель. Но долгожданный поворот ключа и последующие примирительные объятия со слезами на глазах так и остались выдумкой. Вместо этого глазок опустел, дверь шумно затворилась, а свист чайника прекратился, отставляя Илону в гордом одиночестве со своими рассуждениями о семейных ценностях и нетленной родственной связи. Тот душевный баланс, что так нестерпимо требовал женский организм, и по идее, должен был наступить в разговоре с матерью, растворился в запахе подъездной хлорки.
Илона выпорхнула на улицу без малейшего понимания, что ей делать дальше. Наступило такое лютое опустошение, когда абсолютно ничего не чувствуешь внутри, словно сосуд, испитый до последней капли живительной влаги. Нужно срочно восполнить эмоции в другом месте. Что необходимо сделать женщине, когда она осталась совсем одна, наедине с огромным миром, полным чужих и злобных людишек? У Илоны находился ответ – взять вина, позвонить мужику и предъявить в его крайней несостоятельности. Но не Вадику, что игнорирует девушку уже долгое время, а тому, кто так фантастически желал с ней встречи. «Охреневший скот. Запудрил голову, получил «нюдсы» и слился». Впрочем, так поступает все мужицкое стадо, именуя себя сильным полом, но не имея мужества говорить правду, лишь пряча свои желания за виртуальной перепиской и выдавая из себя первосортных «альфачей». Чем сильнее Илона разочаровывалась в мужчинах, тем больше ширилась идея стать отпетой феминисткой, уже не казавшаяся ей столь отчаянно крамольной. Топить за большее количество прав для женщин – желательно отобрать их все, рисовать плакаты «мое тело-мое дело» и на официальных основаниях ненавидеть мужиков. Теперь уже конкретно не одного самого подлого из бывших, а всех без исключения.
Отоварившись бутылкой красного в единственном супермаркете, девушка со знанием дела откупорила сосуд карманным штопором и расположилась на стальных перилах. Словно замерзший воробушек, клюющий жменю крупы, она вдыхала ароматы улицы, по которой семенили местные – рабочий день близился к концу, поэтому всякому требовалось обновить алкогольные запасы перед пятничным вечером. Сделав два больших глотка, Илона поморщилась – испанское вино оказалось качественной сивухой, разлитой из общей бочки где-то в Подмосковье. Выбор, в общем-то, не особо велик. Если не брать в расчет сельпо, где одни булки да пряники, вторая точка продаж товаров первой необходимости находилась далековато от поселкового центра, почти на отшибе, что не придавало ей особой популярности. Тем более в ней не продавали алкоголь – то ли не имелось лицензии, то ли из-за личных принципов владельца, но в суровых русских реалиях сей факт служил гарантом скорого разорения.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу