Олег Рой - Оправдание невиновных

Побеседовать Анна Михайловна согласилась моментально. Да что там! Она была готова разговаривать не то что с неизвестно почему объявившимся на ее пороге следователем — хоть с чертом лысым, лишь бы в очередной раз заявить, что племянницу ее «засудили ни за что», а на самом деле «подставили», а она же… да-да, вот именно, «не могла».

Арине вспомнились любящие мамаши, кидавшиеся на следовательский стол, как на амбразуру. Их подросшие сыновья устраивали пьяные дебоши — иногда с летальным исходом — торговали наркотой, лихачили на отцовских машинах, насиловали случайных — или не совсем случайных — знакомых… Но каждая из мам, невзирая ни на улики, ни на свидетельские показания, ни даже на откровенные признания самих отпрысков, продолжала остервенело твердить, что ее мальчик хороший, что он никак не мог… Девочек обычно защищали почему-то не столь яро. Хотя тоже… случалось. Улики, разумеется, подброшены злыми «ментами», свидетели наговаривают, а признание… а что признание? Все знают, как в «ментовке» допрашивают! А ее ребеночек — белый, пушистый, старушек через улицу переводит, в общем, невинная овечка, это злым «ментам» лишь бы кого-нибудь «закрыть»! Арина мысленно называла этот феномен родственной слепотой.

Тетка Алисы, впрочем, на ослепшую от родительской любви мамашу не походила. Анна Михайловна, хоть и готова была защищать племянницу всеми доступными (а может, и недоступными) способами, невинной овечкой Алису вовсе не считала. Просто полагала, что довольно неплохо ее знает…

— Она ж не только красавицей выросла, у нее и голова на месте была. И в голове вовсе не ветер гулял. И училась старательно, и замуж вышла с понятием. Ведь если бы она только ради денег за него вышла, уж наверное завела бы себе кого-то для удовольствия. Уж на что сестрица его готова была ее с грязью смешать, и гулящей обзывала, и похуже. Если бы и впрямь что-то такое было, уж она бы докопалась. А только не было ничего. Алиске за Николаем Семеновичем хорошо было.

— Это она вам так говорила?

— Да я и сама не слепая. Видно же, когда человеку хорошо. Ну и что ж она, дура, что ли, шило на мыло менять?

— Прямо уж шило на мыло? — осторожно подначила Арина. — Плохо ли — стать богатой и независимой. Молодая обеспеченная вдова, сама себе хозяйка — никто не указывает, никакой муж.

— Да она и так сама себе хозяйка была, Николай Семенович не любитель был командовать. Уж не знаю, как там в бизнесе, начальнику без того чтоб власть свою показать никак не обойдешься, но дома… Нет-нет, ничего такого не было, грех жаловаться…

— Жаловалась или не жаловалась, а говорят, они жили как кошка с собакой.

— Говорят… — усмехнулась Анна Михайловна и поманила Арину за собой.

На диване в гостиной, свернувшись небрежным клубком, дрыхла рыжеватая псина неопределенной породы, нечто среднее между немецкой овчаркой (если бывают овчарки в половину должного размера) и лабрадором. В гнездышке, образованном скрещенными лапами собаки, уютно посапывал очень лохматый дымчато-серый кошак. От черного левого уха через глаз шла черная же полоса — вроде пиратской повязки.

Анна Михайловна резким движением подбросила вверх что-то вроде бадминтонного волана — дырчатый пластиковый шарик, из которого торчали похожие на ковыль «перья»…

Пес и кошак слетели с дивана одновременно…

Кот уступал псу в размерах, зато был куда более лохматым, вздыбленная шерсть сделала его чуть не вдвое крупнее. В общем, получилось так на так.

Два мохнатых клубка метались по комнате так стремительно, что казалось: драчунов не двое, а как минимум десяток.

Впрочем… драчунов ли?

Лохматые облака ни разу не сцепились в одно. Сшибаясь на мгновение, они тут же разлетались в стороны — как одноименные полюса магнита. Или одноименные заряды? Арина не помнила точно, что и как именно отталкивается, но заряды, наверное, были бы более точным сравнением: магниты и притягиваются, и отталкиваются «молча», а всякие электрические штуки трещат очень даже громко.

Тут вместо электрического треска наличествовал звонкий, на грани визга, лай, резкое шипение и клацанье когтей, когда кто-то из участников поединка вылетал за границы занимающего центр комнаты ковра…

Ну вот, подумалось Арине, от кошачьей шерсти сейчас посыплются искры, и все станет точно, как на уроке физики…

До искр, однако, дело не дошло.

Минуты через три картинка застыла как на стоп-кадре: серый «пират» с черной «повязкой» на левом глазу растянулся на ковре, возложив передние лапы на ощетинившийся «перьями» мячик. Пес, последним движением резко осадивший назад, плюхнулся на хвост, повертел головой, вздохнул… переместился к дивану… и улегся на прежнее место все тем же небрежным клубком.