Эми Маклеллан - Вспомни меня [litres]

До поворота на Колклаф-роуд я добираюсь уже вся мокрая от пота, слегка подволакивая ногу. Поравнявшись с домом, возле которого стоит забитый поломанной кухонной мебелью контейнер, я едва не подпрыгиваю от голоса у себя за спиной.

– Я так и знал, что здесь будет ремонт. Старика Джека отправили в дом престарелых, теперь вычистят все внутри и продадут как пить дать.

Резко обернувшись, я теряю равновесие из-за плохо слушающейся ноги и чуть не падаю. Говоривший успевает ухватить меня под локоть. Это высокий мужчина в кепке и непромокаемой куртке.

– Простите, не хотел вас напугать, – говорит он с легкой северной картавостью и слегка приподнимает пальцем козырек, показывая редеющие волосы. – Это я, Алан, из дома двадцать четыре.

Ах, Алан… Мы встречались несколько раз с его переезда. Он живет один, и ему явно не хватает общения. Он регулярно возникает у нас на пороге то с игрушками для Джеймса, то с коробкой яиц от своих кур, то с приходским бюллетенем и пригласительными на какие-то местные события.

– Надоел уже, – ворчит Джоанна, быстро вычеркнувшая его из своих матримониальных планов.

Мне, в общем-то, все равно. Я почти не выхожу из своей комнаты, так что отдуваться приходится сестре. Видимо, она рассказала ему обо мне, поскольку, встретив меня, Алан каждый раз обязательно напоминает, кто он такой. Еще он говорит со мной немного медленнее и громче, чем обычно, как будто я умственно отсталая.

– С вами все в порядке? Что-то вы неважно выглядите. Вот, обопритесь-ка на меня.

Не дожидаясь ответа, он берет меня под руку и едва не насильно доводит до нашей задней двери. Нам открывает Джоанна, чье беспокойство быстро сменяется раздражением, когда Алан не остается за порогом, а провожает меня до самой кухни. Я с облегчением опускаюсь на один из стульев. Ноги дрожат, правое бедро ноет от боли. Сестра протягивает мне стакан воды и анальгетики. Одним глотком проглотив таблетки, я, совершенно обессиленная, кладу голову на стол.

– Что с ней? – резко спрашивает Джоанна, как будто это Алан виноват.

– Я встретил ее на Колклаф-роуд. Она неважно выглядела.

– Просто немного перенапряглась, – говорю я, приподнимая голову.

Джоанна тяжко вздыхает, но прежде чем она успевает начать нотацию, вмешивается Алан со своим собственным рецептом:

– Вам бы нужно походить со мной на прогулки. В городе, где асфальт и прочее, слишком большая нагрузка на суставы. Надо на природу, где под ногами мягкая земля, а подъемы и спуски помогут восстановить мышцы.

Джоанна, подняв бровь, уже готовится дать ему должный отпор, но я вдруг понимаю, что Алан прав. Я хочу поправиться, хочу вернуть былые силы. Возвратиться к прежней жизни, и если для этого придется терпеть его болтовню, я готова. К тому же гулять по холмам гораздо спокойней – вокруг никого, не надо тревожиться из-за возможных встреч со знакомыми.

Джоанна настроена скептически.

– Ты его еще больше приваживаешь, – ворчит она, когда мы остаемся одни. – От него теперь вообще не избавишься.

– Сама всегда говоришь, что мне надо чаще выбираться из дома. Чем же ты недовольна?

Она передергивает плечами.

– Ладно, только меня не впутывай.

Однако когда Алан заезжает за мной на своем видавшем виды автомобиле, она выглядит довольной, что я в самом деле решилась выйти. От предложенных соседом старых туристических ботинок я отказываюсь и надеваю свои красивые ярко-бирюзовые кроссовки, черные легинсы, того же цвета кофту с капюшоном и красную непромокаемую куртку.

– Как бы в таких ногу не подвернуть, – говорит Алан, с сомнением глядя на мою обувь. – Да и запачкаются. Мы ведь не на показ мод идем…

– Вся жизнь – показ мод, – возражаю я.

– «О, женщины, тщеславие вам имя», – вздыхает Алан, но мне кажется, что на самом деле ему это даже нравится.

Сегодня один из тех дней, когда небо белое как бумага, а над горизонтом висит странная серо-сизая дымка, так что в очертаниях вздымающихся и опускающихся холмов видится силуэт спящего гиганта. Задремав в машине, я просыпаюсь, когда мы уже петляем по узким проселкам, спускаясь в глубокую, покрытую деревьями долину. Выворачивая шею, я смотрю на поднимающиеся к небу обширные травянистые склоны. Алан включает пониженную передачу, и старая колымага с трудом взбирается вверх по тесной тропе. Наконец мы оказываемся на открытом пространстве, где во все стороны, насколько хватает глаз, стелятся багряным морем заросли вереска. Наша машина останавливается на небольшой парковке рядом с микроавтобусом престижной частной школы.