Джиллиан Макаллистер - Все, что вы скажете [litres]

Ни малейшего понятия не имею, что здесь делаю я в своем дизайнерском блейзере, держащая мужа за руку.

Мы ждем уже три часа. Я смотрю на Рубена, это меня успокаивает. Он не ерзает, не достает телефон. Мне нравится смотреть на его плавные движения, на то, как он поднимает глаза, когда люди приближаются к нам. Нравится, что он пододвигает свою ногу ближе к моей, кладет руку на колено точно так же, как в день нашей свадьбы.

Наконец нас вызывают: мое имя высвечивается на электронном экране над входом в зал заседаний номер два, как будто я в приемной у семейного терапевта или у стоматолога – хотя я избегала посещений стоматолога в течение последних десяти лет.

– Всем встать, – командует секретарь суда.

Я почему-то вспоминаю Blue song, старый хит группы Eiffel 65. Я все еще глупая, незрелая тридцатилетняя личность, которой лишь бы похихикать в суде. Мой разум не воспринимает тот факт, что я обвиняемая, и это я в деревянной клетке, за пуленепробиваемым стеклом.

В ходе процесса не понимаю почти ни слова. Адвокаты и мировые судьи постоянно обращаются к большой черной книге, которая лежит открытой на столе перед ними. Судья надевает очки, прежде чем начать читать. Их слова – поток юридической тарабарщины: смягчающие и отягчающие обстоятельства; риски, связанные с бегством; принципы вынесения приговоров по делам против личности и отсылки к практике королевского суда; провокация; разумная сила; преднамеренность; нанесение тяжких телесных повреждений и преступный умысел.

Я понимаю факты, но они кажутся в лучшем случае фоном для того, что обсуждается. Они не говорят о том, что я шла домой одна или что он следовал сразу за мной. И даже о том, что я сделала. Что толкнула его.

Это о другом. О логике, аргументации и теории.

Смотрю на чистое стекло, на котором ни единого пятнышка. Думаю о том, как им удается поддерживать его таким чистым. Позади меня стоит охранник в темно-синей униформе. Он следит за тем, чтобы я не двигалась, не шевелилась, не бросилась бежать. Потому что я уже несвободна. Не сейчас, не в эти минуты.

Все мое тело покрыто потом. Я стараюсь успокоиться и трогаю руками стекло, пытаясь представить, что я просто в океанариуме или в зоопарке, а под ладонями – прохладный вольер с пингвинами. Мы купим мороженое, а потом поедем домой. Закрываю глаза. Если бы я тогда ушла, если бы всего этого никогда не происходило.

– Джоанна Олива, пожалуйста, встаньте, – просит мировой судья.

В начале слушания моего дела о залоге ее голос был звонким, но сейчас стал приглушенным и хриплым. В зале три судьи, но говорила только она.

Олива. Я так счастлива, что у меня фамилия мужа, что можно было поменять свою простую девичью на его более интересную. Мне она нравится. В конце концов, это фамилия его семьи и все, что за ней стоит: усыновление Рубена; безусловная любовь друг к другу; паб Олива, где он проводил подростком кучу времени, приобретая фантастическую терпимость к алкоголю; изумительно бесстрастное выражение лица и образование, основанное на классических работах. «Р. Олива» иногда мелькает в материалах прессы в статьях о социальной справедливости или о лондонских бандах. Я любила все это и с готовностью стала частью клана Олива. И вот здесь и сейчас я порочу эту фамилию.

Скольжу взглядом по скамейке, по гербу с эмблемой суда, по высоким зарешеченным окнам и по лампам дневного света. Они такие же, как в камере, и меня снова захлестывает паника, но не словно меня накрыло волной, а будто бы я сама спрыгнула с лодки в пучину.

Я никогда не думала об этом, не прорабатывала варианты. Но мой мозг сам все сделал, работая как счетчик излучения, о которым никто не знает, но он скрупулезно собирает все данные.

Пятнадцать лет – пять с половиной тысяч ночей, целый пожизненный приговор, внезапно подумала я. А я провела в заключении всего лишь одну. Я не смогу больше этого вынести, не смогу, не смогу. Хочу освободиться из заточения, вырваться из клетки.

Мировой судья продолжает говорить. Я не понимаю слов, но мне нравится интонация. Почему-то вспоминаются времена, когда мы с Уилфом смотрели футбольные матчи, лежа на животах перед телевизором, и пытались предсказать их результаты по тону комментатора.

Она говорит:

– Тогда как это серьезно…

Остальное остается несказанным, но я понимаю, что это будет: Правительство против Джоанны – счет 0:1.

Судья перечисляет все, что я не делала: не покидала место преступления, не пыталась скрыть улики, не совершала преступлений раньше.