Франк Тилье - Иллюзия смерти [litres]

Чечевица с сосисками варятся на плитке, от которой исходит уютное тепло. Варево булькает и вкусно пахнет, мы едим из одной тарелки, вторая разбилась. Проглатываем еду с комом в горле. Нас воротит от пищи в то время, когда наши гризли подыхают с голода в нескольких метрах от нас. Но мы ничего не можем поделать. Мы поклялись никогда не вмешиваться, не нарушать их ритм жизни, их равновесие. Иногда это трудно. Два года назад я видел, как прямо передо мной тонул медведь, и мог бы его спасти. Я этого не сделал. Таков порядок вещей.

– Некоторые самцы начали искать ракушки в бухте, – говорит Габриэль. – Похоже, они поняли, что лососей не будет. Но сколько моллюсков им потребуется отыскать, чтобы заменить рыбий жир? Каждый уходящий день приближает их к смерти. Они это чувствуют, я уверена.

Моей жене плохо, я это знаю. Не физически, а морально. На этот раз ее захлестнули эмоции. Эти гризли, наши гризли – одни из последних на планете. Весь их вид рискует угаснуть в этом году. Я стараюсь ее успокоить, говорю, что, может быть, зима будет не такой уж долгой и не такой суровой, как в прошлые годы. И они выживут.

– Гризли подбираются к лагерям, – добавляю я. – Сегодня после полудня я видел одного, он был всего в метре от заграждения. Они никогда ничего подобного не делали. Я и правда думаю, что пора уходить.

– А ты не думай, ладно? Нужно все заснять до конца.

Внезапно монотонный гул электростанции начинает меняться. Чихать. Наши удивленные взгляды встречаются и больше не отрываются друг от друга. Мы застываем, прислушиваясь к содроганиям машины, питающей электрические ограждения. Думаю, в те десять секунд, что продлился перебой, мы забыли дышать. К счастью, мотор снова заработал как ни в чем не бывало. Я ставлю тарелку с чечевицей и встаю.

– Все вроде нормально, но я все же пойду гляну.

Я натягиваю куртку, застегиваю молнию до самой шеи и выхожу со второй лампой. Снаружи чернильная тьма, беззвездная ночь с режущим ветром. Переносная электростанция стоит сбоку в траве, накрытая небольшим деревянным коробом, который отчасти заглушает звук мотора. Мгновенно продрогнув, я поднимаю кожух, освещаю фонарем различные детали. Приводной ремень, статор, генератор тока… Открываю картер, уровень масла в полном ажуре. Ищу утечку, разболтавшуюся деталь, но ничего не нахожу. Значит, ложная тревога.

Внезапно неподалеку от меня слышится шум. Я направляю лампу в черную ночь. Луч высвечивает одну тень, потом другую, чуть подальше. Два гризли и впрямь приблизились к барьеру почти вплотную, они кружат вокруг лагеря, их толстые влажные носы жадно втягивают воздух.

Я возвращаюсь в палатку.

– Наша подстанция в полном порядке. Но медведи здесь, вокруг нас.

Габриэль ковыляет ко входу, шарит в темноте лучом лампы.

– Там ничего нет.

– И все же я видел их, как сейчас тебя.

После ужина Габриэль моет посуду, я вытираю. Убираем все, потом выходим наружу. Жена держит лампу в одной руке, а другой обнимает меня за плечи. Я помогаю ей идти. Любопытные гризли исчезли. Проверив, успеем ли мы проскочить, я открываю маленький проход, мы с трудом преодолеваем десять метров до лагеря номер один и, оказавшись в палатке, забираемся в спальники.

Завтра у медведей начнется пятнадцатый день диеты. Они по-прежнему теряют вес, а им положено набирать по полкило ежедневно, чтобы пережить зиму. Чем все это кончится?

Кстати, я сегодня не видел ни одного медвежонка.

Семнадцатый день без еды, мои нервы на пределе: я хочу, чтобы мы немедленно отправились в хижину.

Гризли стали очень настырны, они ушли от речного потока, вернулись на луг и на оконечность пляжа в поисках всего, что можно съесть: ракушек, корешков, ягод. Около десятка медведей кружат вокруг нашего жилища, пытаясь поймать наш взгляд, ворча, угрожая. Банн часто встает на задние лапы, возвышаясь над нами во всей своей мощи и великолепии. Габриэль любит снимать его таким. Он – воплощенная смерть.

Нам довольно сложно покидать свои тюрьмы, приходится дожидаться благоприятного ветра, то есть такого, который дул бы от долины к бухте, чтобы обмануть обоняние медведей и совершить вылазку за ограждение.

Только что во время моей перебежки между двумя лагерями на меня кинулась медведица. Я побежал и укрылся за электрической защитой. Увидел, как Габриэль снимает всю сцену, лежа на земле. Интересно, она продолжала бы снимать, если бы меня сожрали? Пошла бы она до конца, чтобы передать человечеству эти дьявольские кадры?