Ирина Камнева - Морзист [litres]

– Ну, здрасте, друзья! – прохрипел он как можно громче, посматривая на нас исподлобья.

Эхо его голоса прокатилось по залу, и от этого по моим рукам поползли мурашки. Я не мог разглядеть его заплывших глаз, но мне казалось, они налились кровью. В Мироне кипела ненависть, но не к подвальным садистам, а к нам. У меня защемило в горле, передавило невидимой веревкой: мне стало так жутко и так стыдно, как будто я сам держал его в подвале и без перерыва бил по лицу.

– Это наш, – шепнул я Лере, кивнув в сторону объекта всеобщего шока.

Верзила только усмехнулся нашим удивленным возгласам. По лицам Степаныча и Мишки было совершенно непонятно, что они испытали в эти секунды, и я сам не знал, радуюсь ли я живому Мирону или наоборот…

– Дзынь-дзынь!!! – истошно заорал Карл и вдруг зазвонил своим дебильным колокольчиком прямо у меня над ухом. – Уже почти началось!!!!

Мирона усадили на ржавый стул, который был заготовлен заранее, щиколотки примотали толстым серебристым скотчем к железным ножкам, а руки примотали тыльной стороной к бортикам. Сам стул, кажется, был привинчен к полу, а иначе Мирон давно бы свалился вместе с ним на пол. У них здесь, наверное, раньше был подпольный цех по производству самой ржавеющей мебели и стен в мире, а потом, из-за кризиса, пришлось прикрыть лавочку и начать промышлять сектантскими делишками. Ржавчины надышались, уродцы, и мозги полетели…

– Дзы-ы-ынь!!! – радостно заверещал Карлуша, затопал ногами и затряс колокольчиком у себя над головой. Казалось, еще чуть-чуть, и он свалится вниз (аминь). – Начало!!!

– Пусть этот черт утонет в валерьянке, – шепнула мне Лера с серьезным видом, и я постарался улыбнуться, покосившись на Верзилу, который ходил сзади нас и с хрустом разминал кулаки.

– Если скоро сдохнем, то хотя бы весело, – шепнул я Лере, продолжая в недоумении наблюдать припадок Карла. Хотелось снять напряжение и пуститься в пляс вместе с этим шизанутым. Что угодно, только не ожидание.

Рядом с Мироном на рваном коврике уселась какая-то женщина в темных лохмотьях и начала что-то быстро чиркать у себя в тетрадке, которую держала на коленках, посматривая на руку парня. Удары.

– Первый акт: «Роковая встреча»! – радостно пропищал карлик и истошно зааплодировал, подбегая к каждому из нас по очереди.

– Хлопайте! – прогремел Верзила над нашими головами и тоже принялся аплодировать.

Мы переглянулись и, косясь на Верзилу, сделали несколько медленных хлопков. Я думал, что этот «первый акт» и есть наша встреча с Мироном, но в следующую секунду понял, что это далеко не так. В глубине души я догадывался о том, что должно произойти.

Из другого дверного проема все те же мужики выволокли Настю. Я так и затаил дыхание, когда увидел ее израненное лицо, порванное платье, но она была жива! Разорванные губы, длинные царапины на руках и ногах: она выглядела гораздо лучше Мирона, если так говорить вообще уместно. Теперь я окончательно запутался в том, что сейчас чувствую при виде «своих». Весь этот цирк предполагал что-то нехорошее, а после припадков безудержного веселья у Карла я убедился в этом окончательно.

Когда Настю увидел Мирон, зал наполнился хриплым радостным ором: он тоже видел ее впервые. Настю усадили напротив Мирона, примотали ей скотчем ноги и правую руку, а левую положили на стол. Она рыдала, не поднимая головы, но не сопротивлялась.

– Как трогательно! – протянул Карлуша, скривился и смахнул невидимую слезу. – Обожаю мелодрамы и слезы счастья!

– Счастья? – процедил я, но мне никто не ответил.

– А я люблю ужасы, – наклонился над нами с Лерой и ухмыльнулся Верзила. Только сейчас я почувствовал, что от него нехило так несет пивом.

Между Мироном и Настей поставили стол, как ни странно, деревянный, и еще один железный стул напротив Насти.

– Второй акт: «Пальцы»! – объявил Карл, встал перед нами и поклонился в ноги. – А, не, стойте! Лучше так: «Дамские пальчики»!

Как бы мне сейчас хотелось столкнуть его вниз, но этот урод знал, что ни я, ни кто-то другой этого не сделает. Я ненавидел себя за это, а больше всех Степаныча. Если бы мне предложили прямо сейчас избить до смерти кого-то из присутствующих и наградили бы широкой спиной, покруче Верзилиной, я бы, не раздумывая, избил Степаныча.

Вдруг из дверного проема вышел толстяк, похожий на мясника из фильмов ужасов. Шел он медленно, вразвалочку, и с упоением точил два острых ножа друг об друга, издавая безумный скрежет на весь зал. Белоснежный фартук «мясника» резко выделялся в полумраке и делал толстяка похожим на жирное привидение, пережравшее на ночь человеческих душ, или на уродливую невесту в свадебном платье. Настя вырвала свою руку, придавленную мужиком к столу, и начала вырываться, бить ногами, но мужик хлестанул ее по щеке, и крик Насти сменился громкими всхлипываниями. Страшно было представить, что скоро белоснежный фартук покроется багровыми пятнами.