Жереми Фель - Матери [litres]

Когда они покончили с едой, Томми отпрянул от окна на пару метров, опасаясь, как бы его не заметили, и тут разглядел в глубине сада сарайчик. Дверь оказалась не заперта. Сарай был заполнен в основном коробками и рабочим инструментом. Вконец разбитый, чувствуя, что ему не хватит сил искать другой ночлег, Томми терпеливо дождался, пока семейство улеглось спать, подобрал несколько сложенных картонных коробок и постелил на пол. Потом достал из рюкзака свитер, накрылся им вместо одеяла, свернулся калачиком и стал ждать, когда сон унесет его подальше от этих мест. Чтобы забыть об одиночестве, он представил, как сидит у себя в саду за домом вместе с матерью, Грэмом и Синди: идиллическая картина, в которой смешались воспоминания и надежды, озаренные слабым розоватым светом уходящего дня. А еще там была Тесса – она держала свою теплую руку в его ладони, ее фигура казалась такой же ослепительной, как солнце, если не ярче, и всем своим видом она словно обещала, что больше никогда не оставит его.

Когда его тело и разум успокоились, он стал постепенно засыпать – и отправился на кухню за именинным пирогом для Синди, счастливый как никогда, словно хмельной, хотя не выпил ни капли спиртного.

А когда он вернулся в сад, свет уже изменился – стал более холодным, и он услышал, как по небу раскатилось карканье воронья, хотя птиц не было видно; тут он увидел мать, Грэма, Синди и Тессу – они лежали полукругом на земле; из многочисленных ран у них сочилась кровь, стекая извилистыми струйками с мертвых тел на землю и собираясь в лужу, сверкавшую всеми цветами радуги.

В руках же у него остался только огромный нож, и в осклизлом лезвии отражался его веселый, восторженный взгляд.

Рано утром, когда обитатели дома, судя по всему, еще спали, Томми очень тихо выбрался из сарайчика.

Прежде чем отправиться на автовокзал, он решил вернуться к дому в цветах, чтобы точно узнать, кто тот человек и почему он так испугался, увидев его.

В доме все так же играл телевизор. Томми позвонил в дверь, но на сей раз на звонок никто не отозвался. Тогда он обошел дом вокруг и через заднюю дверь проник в кухню. Там слегка пахло горелым. И было теплее, чем на улице. Томми осторожно прокрался к гостиной – и увидел на полу распластанное тело хозяина, одна его нога была чуть темнее другой.

Мужчина, вероятно, умер несколько часов назад. Глаза навыкате, рот широко раскрыт. И тут Томми узнал его. Это его он видел неделю назад возле скотобойни, перед тем как на него набросился Элмер.

Хотя хозяин дома выглядел старше, да и волос у него было поменьше, это определенно был он.

Вернее, то была его туша, готовая к разделке.

У него явно случился сердечный приступ. Томми увидел лекарства, которые стояли на буфете и до которых хозяин дома, как видно, не успел дотянуться. Такие же лекарства принимал и мистер Холмс.

Достаточно просторная гостиная была завалена всяким хламом; на рабочем столе стоял старенький компьютер – он был включен.

При виде мертвеца аппетита Томми не лишился. Он вернулся на кухню и открыл холодильник, до отказа забитый продуктами. Он достал пакет молока, сыр, фрукты и, сев за стол, разом все умял, после чего почувствовал себя лучше, ведь последний раз он ел вчера в закусочной.

Хозяин дома, должно быть, жил один. Следы полного одиночества были отчетливо заметны повсюду.

На первый взгляд, в доме не было ничего ценного – ни единой вещицы, которую можно было бы продать.

Но некоторые предметы показались ему на удивление знакомыми: к примеру, висевшая в гостиной большая картина, на которой был изображен корабль в открытом море, и карта земных полушарий, лежавшая на одноногом круглом столике…

Жизнь порой бывает довольно странной.

В глубине коридора виднелась деревянная дверь – она вела в подвал.

Томми спустился по лестнице в просторное помещение, забитое всякой всячиной. Справа вырисовывалась другая дверь. На стене висели ключи. Томми взял их и проник в комнату раза в два меньше – там, посередине, стояла кровать, накрытая старенькой зеленоватой периной.

На комоде стоял телевизор, а рядом лежал фотоаппарат. Стены были оклеены обоями с рисунками домашних животных. На ковре стопкой лежали детские книжки.

Мальчик покорно сел на кровать. Он был совсем голый, во рту у него все еще сохранялся вкус клубничных конфет, которыми угостил его папа, прежде чем они вошли в дом с красивыми сиреневыми цветами; и теперь папа стоял в глубине комнаты за большой кинокамерой. В глазах у мальчика туманилось: он очень устал. К кровати подошел седовласый дядя, тоже голый, – в руках у него была какая-то длинная влажная штуковина, блестевшая от света висевшей под потолком лампочки. Мальчик боялся седовласого дядю даже больше, чем папу. Он закрыл глаза, сосредоточился на вкусе конфет, чтобы не чувствовать, как дядины пальцы трогают его тело, и представил улыбающееся лицо мамы – она как будто читала ему добрую сказку перед сном, чтобы чудища, услышав ее нежный голос, больше не смели приходить к нему во сне.