Екатерина Горбунова - Конец игры [СИ]

Тот тоже смутился. На секунду отвёл взгляд, но потом признался:

− Ну да. — И добавил: — Только это случилось не вечера. А в тот день, когда я приходил к тебе.

− И тут же Дерек оказался в игре, верно? — предположил Макфарлан.

Эмберли задумалась, восстанавливая в памяти события. Сначала посыльный принёс телефон, потом заявился Дерек, потом (даже вспоминать об этом тошно!) она разделалась с бутылкой спиртного, а когда более-менее пришла в себя, зачем-то полезла в компьютер.

− На следующий день, − прошептала она потерянно, а потом вскинулась: − Но я всё равно не верю, что это Одри! Она же абсолютно нормальная. Разве так бывает?

− Бывает всякое, − невесело заключил Макфарлан. — Есть такая штука, как маниакально-депрессивный психоз. Кризис начинается внезапно, спровоцировать его может любая мелочь, на которую здоровый человек даже не обратит внимания. Но всё остальное время, если нет сопутствующих расстройств, больной вполне адекватен, даже не заподозришь.

− Опять эти твои психологические фокусы! − снова рассердилась Эмберли. — Хватит по любому поводу строить из себя крутого профессионала!

Макфарлан промолчал, только дёрнул бровями. Видимо, пытался показать, что понимает, почему она нервничает, и обижаться на дочь не собирается. Но Эмберли это только ещё больше разозлило.

− Одри пропала! — воскликнула она. − Вдруг вы ошибаетесь, и она не сама сбежала? А, если даже сбежала, то не потому что виновата, а потому что боится! И никто не знает, где она: ни родители, ни подруги.

− Может, я знаю? − сдержанно напомнил о себе Дерек, а Эмберли и Макфарлан разом обернулись и уставились на него. — У неё же отец… охотник. Когда открывается сезон, может уехать даже на несколько дней. Это тут, недалеко. У него свой собственный домик в лесу. Мы как-то ездили туда. — Парень замялся: — Вдвоём. На уикэнд.

− Может, позвонить в полицию? Сообщить? — предложил Макфарлан, но его не поддержали.

Эмберли даже причину назвала, по её мнению, весьма уважительную:

− А если её там нет?

На самом деле она по-прежнему не верила в связь Одри с игрой, с приговорами, приведёнными в исполнение, считала, что лучше сначала выяснить всё до конца — хотя бы элементарно напрямую спросить.

И Дерек, будто прочитав её мысли, выдвинул другую идею:

− Давайте для начала сами съездим и проверим.

− Ну, хорошо, − нехотя согласился Макфарлан. — Если что, вызовем полицию на месте.

Одри сидела в остывающем доме. Генератор с вечера завелся, попыхтел до утра и заглох. Последние дрова прогорели в камине, а идти за новыми девушка пока не собралась. При каждом выдохе изо рта вырывалось едва заметное облачко пара, конечности давно окоченели.

Телефон разрядился, мигнул в последний раз и погас. Надо думать, дома уже начали сходить с ума, возможно, готовились в любой момент подключить полицию. Если те пороются в комнате Одри, то заметят, что она забрала банковскую карту, права и отформатировала жесткий диск — поймут, что ушла сама. Жаль, что здесь долго не отсидишься. Хорошо, если пару дней, а потом придётся менять убежище.

Пока вся дальнейшая жизнь представала смутным видением, как мудрёная книга: ты продираешься через сонмы чужих мыслей и высоких фраз, пытаешься вжиться в героев, но то, что ты вообразил, прямо противоположно авторской точке зрения. Поэтому вынужден напрягаться, возвращаться назад, перечитывать. В итоге, ты, конечно, приходишь к пониманию происходящего, сливаешься с замыслом, но время ушло безвозвратно. Оно безнадёжно упущено. Не хотелось бы и в этом случае упускать время.

Одри подошла к окну: стекло в грязных разводах, на подоконнике нашли последнее пристанище несколько ос, в углах рамы висела пыльная паутина. Заросший пруд почти не виден сквозь муть. Да и не пруд уже — болото. Такое же, как и ее тяга к справедливости. И, похоже, Одри в нем капитально увязла.

Она попыталась проанализировать, с чего все это началось. Память уводила ее все глубже и глубже, как нить Ариадны в лабиринте Минотавра.

Почему-то вспомнился второй класс: Иззи Пруитт — задира и задавака, мешавший жить, Дик Маршалл — первая любовь с робкой улыбкой. Вроде бы всё началось именно тогда. Казалось важным непременно это вспомнить, но обманщица-память подсовывала только ретро-фотографии, на которых Дик постоянно оказывался рядом с Эмберли.

Подобное не могло не злить, но заставляло дружить с этой странной девочкой, умной не по годам, слишком серьёзной и не очень-то общительной. Ровесники её сторонились (или, скорее, она сама сторонилась всех), а многие родители считали, что Мэдисон — не подходящая компания их деткам, потому что её мать работала официанткой в затрапезной забегаловке, частенько меняла мужчин и имела вечные финансовые проблемы. Но Одри преследовала свои цели.