Виктория Хелен Стоун - Джейн Доу. Без сожалений

Так что со мной было не так? Почему я не могла быть нормальной? Как и другим девочкам-подросткам, мне просто хотелось стать для всех своей. В те времена у меня плохо получалось подделывать это, потому что я не понимала, что именно пытаюсь подделать, — душу.

В старшем классе я выбрала психологию в качестве факультативного курса, и — бах! — объяснение тут же нашлось. В учебнике было описание меня самой. В первый раз, когда я читала о социопатах, я чувствовала, что меня переполняет сияющий свет, порожденный одновременно ужасом и радостью. Наконец — наконец-то! — я все поняла. Узнать правду было страшно, да, но правда была не так страшна, как неведение.

Меня не донимают сомнения. Меня не мучают угрызения совести. Эмпатия недоступна моему пониманию.

Естественно, то был золотой век детективов о серийных убийцах, и какое-то время я считала, что социопат обречен совершать зло. Я думала, что это неизбежность, что такова моя судьба. Как-никак я спала с женатым учителем английского и не испытывала даже намека на сожаление, несмотря на то что его жена была очень добрым человеком и преподавала у нас матанализ. Он же плакал от стыда и чувства вины. После всего , естественно. Всегда после. Эрекция и угрызения совести не могут существовать одновременно. Одно уступает место другому.

Я наблюдала, как он рыдает с вялым и мокрым пенисом, и думала: «Вот оно, мое первое истинно злое деяние».

Я соблазнила своего учителя лишь потому, что дико ненавидела домашнюю работу и хотела шантажом добиться от него высшей оценки. Я пришла к выводу, что постепенно уподобляюсь серийному убийце. И выпустила в лес соседского домашнего кролика, потому что была уверена: однажды утром я проснусь с желанием убить его. Хотела как можно дольше оттягивать свое разложение.

Но, к счастью, дальнейшие исследования в библиотеке округа убедили меня в том, что большинство таких, как я, не превращаются в убийц. Мы лжем, манипулируем и пользуемся своими преимуществами, но обычно все это помогает нам преуспеть в бизнесе. Мы — клад для капитализма.

С тех пор я училась идти по жизни с этим… увечьем. И даже научилась ценить свой недуг, видеть плюсы в том, чтобы жить логикой и не поддаваться капризам непостоянного сердца.

Всю свою жизнь я чувствовала себя другой, потому что я действительно другая. И все же я отличаюсь не так сильно, как могло бы показаться. Нас много. Больше, чем я могла тогда представить. Большинство каждый день стараются выжить; они инопланетяне, тайно живущие среди людей. Мы очень полезны для экономики. Легко приносить прибыль, когда тебе чужда неуверенность в себе.

— У тебя здоровый аппетит, — говорит Стивен.

Можно подумать, что он делает мне комплимент за то, что я съела всю зелень, но это не так. Он имеет в виду, что я не отстаю от него.

— Спасибо, — говорю я.

Он удивленно смеется, и тут приносят горячее. Аппетит у меня такой, что я готова одним махом заглотнуть всю порцию. Болоньезе пахнет потрясающе, и во мне вдруг поднимается благодарность к Стивену за этот вечер. Официант красивым жестом добавляет пармезана, и я под взглядом Стивена начинаю есть.

О, это божественно… Он усмехается на мой сладостный стон, и я отдаюсь удовольствию.

Стивен заговаривает о дзюдо, а я знаю, что, если взрослый человек занимается боевыми искусствами, для него это очень важный аспект, поэтому задаю вопросы и позволяю ему разглагольствовать на эту тему целых полчаса. Я не упоминаю о том, что в Азии насмотрелась боев по карате и джиу-джитсу с участием лучших представителей этих искусств. И не потому, что мне было интересно; просто там это неотъемлемая часть делового общения.

К концу ужина я сыта, полупьяна и подумываю о том, что лучшим завершением вечера был бы секс. Проклятье, сейчас я согласилась бы на секс даже со Стивеном. Он был мил и весел, но, как бы мил он ни был, спать с ним нельзя. Это стало бы тактической ошибкой. Он сразу потеряет уважение ко мне. Я немедленно превращусь для него в офисную давалку, которая быстро раздвигает ноги. Он будет избегать меня. И никуда меня не пригласит. Он уже не будет таким уязвимым.

А мне надо, чтобы он был уязвим.

Естественно, я могла бы избавиться от него. Могла бы заманить его в город, отравить, пристрелить, заколоть — как угодно, и пойти своим путем; абсолютно чужой человек, никак не связанный с преступлением. Идеальное убийство.

Но я хочу причинить ему боль самым жестоким из возможных способов. Смерть, как-никак, всего лишь миг. А вот если на несколько лет превратить его жизнь в сплошное страдание… Мне нужно сблизиться с ним настолько, чтобы выяснить его слабые точки, и если я сейчас пойду на секс с ним, то все испорчу.