Камилла Лэкберг - Серебряные крылья

— Вон там, на два часа. Старик, который выглядит так, словно сошел с картинки о колониальных временах. Глаз от тебя не отводит. Ты начала пользоваться мускусным маслом или что вообще происходит?

Керстин покраснела до ушей.

— Не собираюсь даже отвечать. Закажи мне бокал шардоне и давай поговорим о наших планах на завтра.

Жестом подозвав официанта, Фэй сделала заказ. Мужчина с усиками улыбнулся Керстин, которая изо всех сил пыталась игнорировать его.

— Начнем со «Скавлан» [9] « Скавлан » — шведско-норвежское ток-шоу. , а потом поделим между собой акционеров, которые еще не продали свои пакеты акций, и побеседуем с ними.

Фэй взяла с серебряного блюда еще одного рака.

— Важно не раскрывать карты перед ними. Мы же не хотим, чтобы они знали, что на предприятие ведется атака.

— Знаю, но самое главное, на мой взгляд, — помешать тому, чтобы и другие стали продавать…

— От господина за тем столиком.

Официант установил рядом с их столиком ведерко с бутылкой шампанского, изящным движением поставил перед ними по бокалу и с громким хлопком открыл бутылку.

Фэй многозначительно подняла бровь. Керстин фыркнула.

— Я же говорила. — Фэй усмехнулась. — Мускусное масло.

Она предполагала, что Керстин делало неотразимой для мужчин то счастье, которое та испытывала с тех пор, как познакомилась с Бенгтом.

Фэй кивнула колониальному дядечке, который поднял свой бокал в тосте, улыбаясь от уха до уха, и снова пнула Керстин под столом.

— Веди себя прилично. Чокнись, поблагодари. Никогда не знаешь, к чему все это может привести.

— Фэй!..

Керстин снова покраснела. Но подняла свой бокал и одарила незнакомца любезным взглядом.

Свет прожекторов в студии слепил глаза. Фэй потеряла счет времени — не знала, как давно продолжается интервью, сколько еще осталось. Публика сидела рядами на трибуне, словно голодная безликая масса, ловя каждое слово, каждое малейшее изменение в ее лице.

В таких ситуациях Фэй обычно чувствовала себя как рыба в воде. Будучи артистической натурой, она обожала сидеть перед публикой, ощущать напряжение во время записи телепередачи. Но сегодня чувствовала себя не в своей тарелке.

Мысль о том, что кто-то пытается скупить акции, почти всю ночь не давала ей заснуть, и Фей без конца ворочалась в постели. Все слова она продумала заранее — мысленно выстроила беседы с теми женщинами, которых ей предстояло убедить сохранить свои пакеты акций, не раскрывая им, что что-то затевается. Непростая задача, которая потребует такта и ловкости.

От мыслей ее оторвала повисшая пауза. Ей задали вопрос и ожидали от нее ответа.

— В ближайшее время планируется выход на американский рынок, — услышала она свой собственный голос. — Я пробуду в Стокгольме около месяца, чтобы встретиться с возможными инвесторами и обсудить детали. К тому же я хочу лично наблюдать за новой эмиссией.

В студии царила невыносимая жара. По спине стекала струйка пота.

Фредрик Скавлан, норвежский ведущий программы, выпрямился.

— Эта неиссякаемая страсть… Что тобой движет? Ведь ты уже миллиардерша. Икона феминизма.

Фэй выдержала паузу. Другими гостями в студии были актер из Голливуда, женщина-профессор, только что выпустившая документальную книгу, разошедшуюся огромным тиражом, и еще одна женщина, которая поднялась на Эверест с протезом вместо одной ноги. Голливудский актер откровенно флиртовал с Фэй с того момента, как она вошла в студию.

— Перед смертью моей лучшей подруги Крис я пообещала ей жить за нас обеих. Я хочу проверить, насколько могу преуспеть и что могу создать. Более всего я боюсь умереть, не успев реализовать свой потенциал.

— А Жюльенна, твоя дочь, убитая твоим бывшим мужем… Что означает для тебя память о ней?

Фредрик Скавлан подался вперед, напряжение в студии возросло.

Фэй выждала, прежде чем ответить, наблюдая, как накаляются страсти. Ответ она разучила заранее, но важно было произнести его с чувством.

— Она всегда со мной, что бы я ни делала. Когда боль и тоска становятся невыносимыми, я с головой ухожу в работу. Я управляю «Ревендж» и помогаю компании расширяться, чтобы не сойти с ума. Не хочу стать очередной женщиной, молчащей о поступках своего мужа. Не позволю ему — мужчине, которого я когда-то любила, но который убил нашу дочь, — убить и меня тоже.

Фэй сжала губы, и слеза медленно скатилась у нее по щеке, упав на блестящий черный пол студии. Все это давалось ей без труда. Боль таилась под самой поверхностью, так что пробудить ее было проще простого.