После третьего стакана пунша Кора дошла до нужной кондиции и громко хохотала над рассказом Флинта о профессоре Паттисоне. Тот якобы никогда не расставался с парой дуэльных пистолетов – он носил их с собой повсюду, включая публичную баню. Он даже спать с ними ложился, настолько был вспыльчив и готов к выяснению отношений в любую минуту. Представив, как профессор прячет пистолеты себе в нижнее белье, они оба чуть не лопнули от смеха. Слегка отдышавшись, Кора вспомнила, что хотела о чем-то спросить у Флинта.
– Ф-флинт, – она едва ворочала языком, – Теодор. Тедди, балбес ты этакий, скажи мне, кого ищет куратор. Ты говорил о какой-то девушке…
– Выдумка все это… – ответил Флинт, слизывая последние капли пунша со своего стакана. – Фантазия. Химера.
Кора зажмурила глаза.
– Какая еще химера? Это ты про хвостатую девушку так, что ли? Так я тебе про нее уже говорил…
– Химера! Сказка! Ерунда полная, в общем. Но он утверждает, что слышал о ней от одного пожилого доктора из Бруклина! Представляешь, из Бруклина. Аб-бсолютно нереальная аномалия…
Кора вытерла с лица брызги его слюны, и это развеселило его еще больше.
– Ну говори, что у нее!
– Нет, такое невозможно… – Флинт поднял стакан и уронил его на ковер. – Невозможно!
– Да что невозможно-то? Говори, алкаш!
– Он сказал… Он сказал… что в городе есть девушка, у которой два сердца. Возможно, китаянка. Ты в это веришь?
Флинт снова расхохотался, и его тут же стошнило устрицами прямо на пол. Он даже не заметил, что его товарищ вдруг стал абсолютно серьезным.
Следующий час прошел как в тумане. Кора опьянела настолько, что едва передвигала ноги. Шатаясь, они с Флинтом в обнимку вышли на свежий ночной воздух.
Фонари на Бродвее встретили их своим веселым шипением, но для Коры они не представляли собой ничего хорошего – при свете ее грим был еще более заметным. Она почувствовала на плече руку Флинта и вспомнила о нашивках под одеждой. Интересно, был ли он достаточно трезв, чтобы заметить, что ее мышцы не настоящие? Не слишком ли пристально он разглядывал ее нарисованную щетину во время ужина? Ее успокаивало только то, что Флинт продолжал называть ее Джейкобом, даже если с трудом связывал слова.
– Джейкоб Ли, зачем ты напоил меня этим пуншем?
– Джейкоб Ли, за что твоя сестра меня так ненавидит?
– Джейкоб Ли, кажется, меня сейчас снова стошнит. Прямо здесь, перед театром.
Что и случилось в следующую секунду.
Наконец они доковыляли до пансиона, в котором жил Флинт, – всего в нескольких шагах от Института имени Стайвесанта. У него так сильно тряслись руки, что Коре пришлось взять у него ключи и самой открыть входную дверь. Женщина в ночном чепце впустила их внутрь, неодобрительно цокая языком:
– Ай-ай-ай, Теодор Флинт! Неплохо бы вам записаться в общество трезвости.
– Неплохо бы для начала добраться до подушки, – ответил он, изо всех сил стараясь не уронить чувства собственного достоинства. Это было весьма сложной задачей для человека, у которого на подбородке засохла рвота.
– Извините, мадам, – сказала Кора. – Я только доведу его до постели и сразу уйду.
Она сама была удивлена, что ее голос прозвучал достаточно трезво, несмотря на то что перед глазами все плыло.
– Давай пошевеливайся! И не разбуди народ.
Кора волоком потащила его вверх по лестнице – Флинт уже заснул и начал храпеть. Преодолев один этаж, она хлопнула его по щеке.
– Ай! Зачем ты меня бьешь?
– Где твоя комната? – пробурчала Кора.
– Верхний этаж, номер одиннадцать.
Кора влепила ему еще одну пощечину.
– А-а-а! За что?
– За то, что живешь так высоко, пьянь.
Они поднялись еще на два этажа. Комната номер одиннадцать оказалась крошечной, не более четырех с половиной квадратных метров. Тонкий матрас, аккуратно застеленная простыня, у стены – старое коричневое одеяло, свернутое в несколько раз. На столе за стопкой потрепанных медицинских учебников виднелась масляная лампа. В углу комнаты была натянута простыня, из-за которой выглядывал полупустой сундук с несколькими рубашками и брюками. На сундуке не хватало половины заклепок, было заметно, что ему уже немало лет.
По комнате человека можно многое сказать о ее обитателе. Коре сразу же стало понятно, что Флинт много времени проводил за учебой, был беден и у него не было семьи. На столе у него не было писем от родных, ни одной нарисованной миниатюры или фотопортрета. При этом в комнате царила идеальная чистота: все его нехитрое имущество было с маниакальной аккуратностью разложено по местам.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу