Евгения Кретова - Дом потерянных душ [СИ litres]

Единственное, что никак не подчинялось контролю, – это жизнь собственного сына.

В шестнадцать лет он устроился на работу, мыл машины. После первой же зарплаты объявил, что снял комнату в общежитии, собрал одежду, плеер и диски с этой его ужасной, громыхающей музыкой, и уехал. Некоторое время Римма Аркадьевна надеялась, что мальчик, столкнувшись с проблемами и бытом, стушуется и вернется. Потом, когда этого не произошло, решила, что мальчик наверняка попал в дурную компанию. С тяжелым сердцем ходила на работу в ожидании возмущенного удивления от педагогов из-за внезапно «опустившегося» Максима. Но на ближайшем педагогическом совете его отметили – что стал собраннее, внимательнее, приводили в пример на родительском собрании.

– Вырос парень, остынь, – безмятежно посмеивался муж на ее причитания и снова возвращался к чтению газет.

С тех пор жизнь Максима так и не вернулась под ее руководство. Он появлялся по выходным, по праздникам, дарил на день рождения и 8 марта букет, но всячески избегал приглашать ее к себе или хоть как-то упоминать о своей личной жизни.

– Куда поступать будешь? – вздыхала она, когда он заканчивал одиннадцатый.

– На юрфак, – отвечал односложно.

И поступил.

И с первого курса пошел работать в органы. Взгляд стал лукавым и снисходительным, улыбка шире и увереннее, разговоры с отцом – чаще и тише. Разговоры с ней – осторожнее и обходительнее.

– Отпуск когда у тебя? – строго спросила вчера утром по телефону.

– В декабре, мам, как обычно, – Максим торопился, говорил отрывисто. На заднем фоне гудели машины, пискнула сигнализация его машины.

– Мы с тетей Светой всех собираем, ты помнишь?

Парень вздохнул. Римма Аркадьевна отчетливо представила, как сын поморщился, как выдвинулась чуть вперед нижняя челюсть, как он раздраженно почесал бровь.

– Помнишь? – повторила еще строже.

– Помню. Блин, у меня так-то планы были на эти две недели. Ремонт хотел сделать, обои, вон, купленные стоят.

– Подождут твои обои, – отрезала Римма Аркадьевна, успокаиваясь: сын дал обещание, а обещание свое он не нарушает. – Вернешься девятого января и поклеишь.

– Мне одиннадцатого на работу.

– Вот за три дня и оклеишь… Могу помочь.

Сын захохотал:

– Ну это уж дудки. Не для того я берегу свою берлогу от женской руки, чтобы ты в нее проникла.

Мать радостно поймала нужную тему:

– Кстати, о женской руке… Мы со Светой ждем, что ты с Катериной приедешь.

Сын поперхнулся:

– С чего бы это вдруг? – хлопнула дверца авто, голос сына стал глуше и отдалённее. Римма Аркадьевна поняла – он переключился на гарнитуру.

Личная жизнь сына – отдельная боль Риммы Аркадьевны. Парню уже почти тридцать пять, а ни жены, ни постоянной подруги.

– Успеется, – отвечал односложно.

– Не лезь к парню, – поддакивал муж.

А ей только оставалось вздыхать и надеяться, что сын однажды приведет свою девушку в родительский дом – знакомиться. И будет у нее напарница и наперсница на той, сыновьей, стороне.

Имя «Катерина» прозвучало примерно полгода назад, случайно. Римма Аркадьевна никак не могла простить, что чайник закипел так некстати, ей пришлось его снимать с плиты. И она прослушала главное! Максим понял, что мать услышала, устало вздохнул и хмыкнул, опустил глаза. Муж отмахивался, не признался даже под пытками, что это за Катерина, и в каком контексте прозвучало имя. И Римма Аркадьевна поняла – это ОНА. Та самая, которая всё вернет на круги своя.

– Так что, познакомишь нас со своей Катериной? – настаивала мать. – Это уже в конце концов неприлично, вы так долго встречаетесь, а мы еще не представлены.

– Встречаемся? – сын откашлялся. – Не представлены? Мам, может, не надо Катерины?

Мать ликовала:

– Надо, сын. Надо обязательно!

Сын помолчал, добавил рассеянно:

– Не люблю я ее…

И это «не люблю» укололо Римму Аркадьевну в самое сердце. Не сам факт нелюбви, а голос, с которым сын об этом сказал – серый до бесцветности, безликий и отрешенный. «Что-то произошло, – догадалось материнское сердце. И тут же: – Опоздала!».

Собственно, по этой причине Римма Аркадьевна и спешно записалась на прием к прорицательнице – ей нужно было узнать, что произошло в жизни сына и как она может это исправить.

Пожилая дама в черном классическом пальто и пурпурно-алом шарфе, небрежно задрапированном на шее, зашла в салон «Луноликая» ровно без пяти минут шесть. Да, пунктуальность – это тоже одна из визитных карточек бывшего школьного завхоза. Стряхнув с плеч прозрачную вуаль подтаявших снежинок, она шагнула в приемную, где ее ждала улыбающаяся помощница прорицательницы. Римма Аркадьевна была удовлетворена – никаких бесов на стенах, никаких чучел убиенных животных, черных портьер и душного зловония ароматических свечей. Если бы это было, она бы развернулась, не раздумывая – так она для себя решила, еще подходя к по-европейски аккуратному крыльцу.