Брижит Обер - ЦиклЭлиза Андриоли. Триллеры. Компиляция. 1-7

Какая милая молодая женщина! Живая, энергичная, общительная.

Иветт угрожающе произносит: «Ну, хватит уже!». Я очень опасаюсь, что Вероник Ганс в самое ближайшее время получит сумочкой по голове. А сумочка Иветт весит добрых килограмма три.

Блокнот: «Если вам не в чем себя упрекнуть, вы ничем не рискуете».

— Легко сказать! Легавые — они же как собаки, уж вцепятся, так не отпустят.

«Сдайте одного из ваших, так вам будет спокойнее».

— Ну, насмешила! Чертова мумия!

Бум. Сумочка.

— Я сказала: хватит!

— Да она спятила, старая галоша! Да я ее убью!

Гр-р-р.

Глухо, утробно, очень впечатляюще.

— Прочь с дороги, или я спускаю собаку! — кричит Иветт.

— Тебе это так не пройдет! Я буду жаловаться! От души желаю, чтобы этот тип нашел вас!

Вокруг нас шепчутся возбужденные зеваки. Иветт хватается за кресло и рывком сдвигает его с места.

— Эта Ганс просто сумасшедшая! Подумать только, люди ей своих детей доверяют!

Сумасшедшая или нет, не знаю. Перепуганная — это точно. Может быть, раньше ей уже приходилось иметь дело с полицией, этим можно объяснить такую бурную реакцию.

— Не сердитесь на Вероник, она сейчас действительно не в себе, — говорит нам мужской голос с южным акцентом. — Я — Эрве Пайо, продолжает он, — я тоже инструктор. Один из тех, у кого нет убедительного алиби, — заключает он с горечью. — Знаете, на маленьком курорте, вроде этого, все друг друга знают. Малейшее сомнение в вашей моральной устойчивости, и вы потеряете всех клиентов. А тут вдруг убийства!

«Очень сочувствую».

— Не сомневаюсь. Вероник прекрасно знает, что вы тут ни при чем. Но ей нелегко, она только-только начала приходить в норму, так что…

— О чем вы говорите? — спрашивает Иветт.

— Видели бы вы ее два года назад, — шепчет нам Пайо, — вы бы ее не узнали. Тощая, как скелет, глаза безумные… К счастью, она потеряла сознание на улице, ее тут же госпитализировали, это ее спасло.

— Наркотики?

— Мне не следовало бы вам говорить, но это может объяснить… Знаете, она действительно завязала, снова стала заниматься спортом, железная дисциплина, она снова нашла работу, она даже к травке не притрагивается, и вдруг, здрасьте, жандармы. Это тяжело.

— Но не причина, чтобы хамить! — взрывается Иветт.

— Ее надо понять, — говорит Пайо. — Она прошла через ад.

А я по-прежнему в самом аду, я там уже целых три года и, думаю, проведу еще лет двадцать-тридцать. Но это вряд ли утешит нежную Вероник.

— Это полный абсурд, — продолжает Пайо, которому, «по всей видимости», хочется поболтать. — Как будто кто-то из нас убийца! Как будто кто-то из нас мог убить Соню! Она была такая красивая, и потом, такая… настолько… Короче, никакой причины для убийства!

— Вы были с ней близко знакомы? — спрашивает его Иветт тоном, из которого можно ясно понять, какого рода знакомство она имеет в виду.

— Было разок, в начале сезона, — отвечает он без обиняков, — но вы же не будете кричать об этом на всех углах, а? Тем более что старшина на нее здорово запал, это все знали. И Вероник тоже ничего не знает, — добавляет он, еще сильнее понизив голос, — я предпочел помалкивать, если вы понимаете, о чем я, да и потом, она Соню не любила, потому что Соня видела ее во время лечения. Она постоянно боялась, что Соня проболтается. Можно подумать, это было в ее стиле…

«Соня проходила курс детоксикации?»

— Нет, она навещала подругу, и — бац! — наткнулась на Веро! Вы бы видели лицо Веро, когда она мне об этом рассказывала!

Давай, рассказывый дальше, милый, разговорчивый молодой человек!

«Кого навещала Соня?»

— Понятия не имею. Это не важно, важно то, что…

— Эрве!

— Черт, это Веро! Все, я пошел, до скорого!

— Вот ведь трещотка! — восклицает Иветт. — Я уж думала, он не остановится. Ого, видели бы вы, как она его песочит!

Нет, я не вижу. Я занята тем, что прокручиваю в голове пленку с показаниями господина Пайо. Два года назад Соня навещала подругу, проходившую курс детоксикации. Марион Эннекен? Как это узнать? От Лорье. Он может проверить больничные архивы. Наконец у меня появляется ощущение, что мы сдвинулись с места и что угроза ослабевает.

Но даже если мне удастся нащупать связи, существовавшие между жертвами, какое отношение это может иметь ко мне?

Мы возвращаемся в ГЦОРВИ. Атмосфера мрачная. Трагическая смерть Магали произвела на пансионеров сильное впечатление. Для некоторых, таких, как Эмили, понятие смерти слишком абстрактно, и невозможность осознать окончательное отсутствие повергает их в состояние прострации. Другим, вроде Жан-Клода, уход Магали напоминает о собственных болезнях, чреватых неизбежным концом.