Брижит Обер - ЦиклЭлиза Андриоли. Триллеры. Компиляция. 1-7

Молчание. Я ищу ручку, упавшую мне на колени. Женщина догадывается.

— Ой, простите меня, я не видела, что… ну, я хочу сказать… Ничего, я привяжу его к загородке. Это лабрадор, — добавляет она, — черный.

Почему в ее голосе столько грусти?

Я поднимаю руку, нащупываю густую шерсть, влажный нос.

Женщина отходит, ее шаги скрипят на свежем снегу. Собака кладет морду мне на колени и протяжно вздыхает. Да, старина, такова жизнь! Надо ждать на улице и быть паинькой. Я почесываю ему голову, он лижет мою руку. Вдруг мне захотелось иметь собаку. И кошку. И попугая, который мог бы со мной разговаривать. Надо будет «сказать» об этом Иветт.

Ох, я уже больше не чувствую солнца. Собака напряглась и тихо рычит. Ну, мне только этого не хватало. Единственный лабрадор-пожиратель калек на всем курорте. Я медленно отвожу руку, он успокаивается. Снова ощущаю солнечное тепло на коже. Может быть, у этого зверя аллергия на облака? Я опасаюсь снова прикоснуться к нему, но он настойчиво втискивает морду мне в ладонь.

Совсем рядом раздается голос пожилого мужчины:

— Мир сошел с ума, говорю вам.

— Вроде бы она была членом какой-то секты, — отвечает другой мужской голос, немного дрожащий.

— И думаете, поэтому ее и распяли? Сатанистское жертвоприношение?

— Да это точно наркоманы! Они же не отдают себе отчета в том, что делают.

Пожилые люди удаляются, продолжая разговор. Я погружаю пальцы в мех Лабрадора, я твердо решила, что не позволю портить себе настроение всякими ужасами.

— Я уж думала, что застряла там навсегда! Что вы тут делаете с собакой?

В тот же момент вступает и грустный голос:

— Спасибо вам! Надеюсь, я не очень задержалась. Пошли, Тентен, мы уходим. Всего вам доброго.

Собака издает радостное «гав» и удаляется. Иветт наклоняется ко мне и шепчет:

— Это одна из девушек, что работают в дискотеке, блондинка с волосами до пояса и в мини-юбке. Это зимой-то! Я уж вам не рассказываю, на кого она похожа! Прошлой ночью в Антрево совершено убийство, — продолжает она возбужденно. — Я купила газету, сейчас присядем где-нибудь.

Антрево — это небольшой городок неподалеку отсюда, тихое местечко, где сообщение об убийстве еще много дней будет на первой полосе местной газеты. Я вспоминаю услышанный разговор двух старичков и готовлюсь к худшему.

Мы останавливаемся у основания подъемников, я сижу в своем кресле, Иветт присела на цементный барьер. Шелест разворачиваемой газеты.

— Это на первой странице: «Тело распятой молодой женщины найдено в заброшенном доме. Жертва, личность которой пока не установлена», — наверняка бомжиха, — «была распята», распята, вы представляете! — «на листе фанеры толщиной двадцать пять миллиметров с помощью семидесятимиллиметровых шурупов»… наверное, он использовал дрель с отверткой, их сейчас как раз рекламируют… «По предварительным данным, смерть наступила два или три дня назад и была вызвана тем, что жертву насильно напоили жавелевой водой». Нет, что за ужас! Как такое возможно? И тут, совсем рядом!

К горлу подступает тошнота, когда я представляю себе эту несчастную, распятую, а затем отравленную. Напрасно Иветт прочитала мне эту заметку. Дело не в том, что я стремлюсь закрыть глаза на происходящее вокруг, но на мою долю и так пришлось достаточно преступлений. С еженощными кошмарами и холодным потом, в течение шести месяцев. Ненасытная Иветт продолжает: «И это еще не конец кошмара: после смерти несчастной убийца срезал» — хорошо, хоть так! — «большие куски мяса с ее бедер, судя по всему, электропилой. Вполне понятные настроения в Антрево… жандармерия приведена в состояние готовности… дом, вернее — жалкая, много лет назад заброшенная лачуга, неоднократно становился местом обитания нелегалов… следствие склоняется к тому, что преступление было совершено под воздействием одурманивающих веществ». Что-то я плохо представляю себе наркоманов, покупающих фанеру, шурупы и все прочее… Эти ребята не обдумывают убийство заранее, — комментирует Иветт. — По-моему, это сумасшедший. Ничего удивительного, при такой безработице!

Потом она разражается длинной обвинительной речью против правительства и расположения планет. Я пытаюсь сосредоточиться на теплом солнце и на детском смехе, но из головы не выходит образ молодой женщины, отчаянно кричащей в то время, как в ее запястья ввинчиваются семидесятимиллиметровые шурупы…

Нет, я отказываюсь думать об этом.