Донато Карризи - Дом голосов

Ханна уставилась на него с наигранным изумлением.

— Вы знаете как, вам ли не знать… — проговорила она лукаво.

— Рад, что вы нашли себе друга. — Пьетро надеялся, что фраза прозвучала не слишком фальшиво.

— Он устроил мне экскурсию по Флоренции, — продолжала Ханна. — Повел меня на Лоджию Ланци, откуда можно увидеть автопортрет Бенвенуто Челлини на затылке Персея. Потом показал профиль приговоренного к смерти на внешней стене Палаццо Веккьо, возможно вырезанный Микеланджело. Наконец мы пошли к «колесу подкидышей» в Воспитательном доме, где родители оставляли новорожденных детей, от которых хотели отказаться…

Слыша, как она перечисляет достопримечательности, которые несколько лет назад он приберегал для девушек, если хотел их завлечь, Пьетро Джербер ощутил, как новая волна смятения захлестывает его.

— Я наврала, — призналась Ханна. — Вы же и посоветовали мне посетить эти места, помните?

По правде говоря, он не помнил, и вряд ли такое было возможно. Пациентка опять хотела продемонстрировать, как много она знает о нем и о его прошлом.

Гипнотизер сказал, что поддержит игру, затеянную этой женщиной, какова бы ни была ставка. Но теперь начинал понимать, что не знает правил коварной игры Ханны Холл.

— Лиловая вдова, — произнес Пьетро Джербер, объявляя тему нынешнего сеанса.

Ханна устремила на него безмятежный взгляд.

— Я готова, — подтвердила она.

Меня зовут Аврора, и я больше не хочу быть одна.

Я принимаю такое решение в один прекрасный день в конце лета, когда играю со своей тряпичной куклой. Мне надоело придумывать игры для себя одной. Мама с папой всегда слишком заняты, чтобы со мной играть. В тот же вечер я говорю им об этом. Я хочу, чтобы у меня был товарищ для игр. Мальчик или девочка, всегда рядом. Новый братик или сестричка. Адо под землей, он больше не может быть мне братом. Стало быть, я хочу другого. Я на этом настаиваю. Мама с папой улыбаются при таком моем требовании и делают вид, будто ничего не случилось, надеясь, что это у меня пройдет. Но не проходит, и я стою на своем. Твержу об этом каждый день. Тогда они пытаются мне объяснить, что нам и втроем жить трудно, а вчетвером станет еще труднее. Но я не сдаюсь. Вбив себе в голову, что я чего-то хочу, я докучаю взрослым, пока не получаю желаемого. Как тогда, когда я решила, что буду спать вместе с козой, и набралась от нее блох. Я надоедаю им день за днем, и в конце концов родители зовут меня, чтобы поговорить.

— Ладно, — соглашается папа. — Сделаем так, как ты хочешь.

Я прыгаю от радости. Но по их лицам понимаю, что есть одно условие, которое мне не понравится.

— Когда папа положит братика или сестричку ко мне в животик, мы должны будем ненадолго расстаться, — объясняет мама.

— На сколько? — тут же спрашиваю я, и сердце у меня разрывается, я не хочу быть вдали от мамы.

— На какое-то время, — повторяет она.

— Почему? — Я уже чувствую, как глаза у меня наполняются слезами.

— Потому что так безопаснее, — говорит папа.

— Лиловая вдова ищет меня, — говорю я. — Поэтому мы все время убегаем…

Они смотрят на меня в изумлении.

— Черный назвал ее так, когда там, на кладбище, посадил меня к себе на колени.

— Что еще он сказал тебе? — спрашивает мама.

— Что лиловая вдова меня ищет.

— Она — ведьма, — тут же уточняет папа и смотрит на маму, которая быстро кивает.

— Ведьма командует чужими, — добавляет она. — Поэтому мы должны держаться поодаль.

Решено: у меня будет братик или сестричка. Сначала он или она будет очень маленьким или маленькой, и играть не получится. Но потом он или она подрастет, и мы всегда будем вместе. Я сгораю от нетерпения. Мама и папа не сказали, когда это случится. Дни проходят за днями, и все по-прежнему. Но однажды утром мама будит меня.

— Я приготовила твой любимый завтрак, — говорит она. Голос у нее странный. Печальный.

Мы все трое садимся за стол. Еще очень рано, за окнами темно. Пока я ем горячий хлеб с медом, вижу, что мама и папа не сводят друг с друга глаз, словно расстаются.

— Мама сегодня отправится в путь, — объявляет папа.

Я молчу. Я уже все поняла, я боюсь расплакаться, передумать, попросить, чтобы она никуда не уходила.

Мама сложила вещи в рюкзак, и на рассвете мы видим, как она удаляется от дома голосов. Идет одна по полю, иногда оборачивается и машет нам рукой. Мы стоим и смотрим, пока она не исчезает за горизонтом и не наступает день.

Время идет. Проходит осень, приходит зима. Мы с папой неплохо справляемся, но мамы нам не хватает. Я чувствую свою вину перед ним. Если бы не мое требование, мама была бы с нами. Но папа добрый, он не упрекает меня. Мы мало говорим о ней, боимся, что от воспоминаний станет еще тяжелее. Мало-помалу привыкаем обходиться без нее. Я даже начинаю готовить, подражая движениям, которые видела миллион раз. Бывают вечера, когда мы с папой садимся у огня. Мне бы хотелось послушать, как он играет на гитаре. Но папа даже не прикасается к ней, пока мамы нет. Красивые вещи уже не радуют, от печали зарастают мхом.