Эбигейл Джонсон - Девушка в бегах

911.

Поднося трубку к уху, я чувствую, какая липкая и потная у меня рука; я стараюсь не думать об алых следах на полу.

Мамина кровь.

Кровь Малькольма.

Мамина кр…

– 911. Что у вас случилось?

– Пожалуйста, помогите нам. В мою маму и моего друга стреляли. Ужасно много крови. Пожалуйста. – Подняв взгляд к потолку, я шепотом произношу слова, причиняющие немыслимую боль. – Он умирает, прямо сейчас.

– Вы в опасности?

– Я…

Звук выстрела заставляет меня вздрогнуть всем телом. Бросив телефон, я бегу вверх по лестнице.

Бегу.

Бегу.

Бегу.

Падаю и бегу дальше, поскальзываюсь и бегу. Схватившись за дверную раму, я влетаю внутрь.

Лужа крови под Малькольмом перестала увеличиваться. Мама завалилась на бок, а бабушка лежит на полу, я вижу дыру там, где должна быть часть ее головы.

ГОД СПУСТЯ

Иногда, перед дождем, когда воздух становится тяжелым, а облака словно задерживают дыхание, мама принимается тереть ногу. Рана давно зажила, но боль возвращается. С плечом та же проблема. Никто не замечает, как она хромает – разве что в самые дождливые дни, – никто, кроме меня.

Только когда я подхожу совсем близко, чтобы ее обнять, становится заметен скрытый волосами шрам. Он пересекает ее висок и исчезает за ухом. Не такой уж большой, учитывая, сколько было крови, но, говорят, раны на голове всегда кровоточат особенно сильно. Я с этим согласна, но отмечу, что пулевые ранения в живот кровоточат сильнее.

Той ночью, когда приехала «Скорая», меня забрали первой. Несколько недель назад, на Хеллоуин, мы смотрели «Кэрри», и мама сказала, что тогда я была похожа на главного героя фильма в той сцене, когда на него вывернули ведро крови. Но это все была не моя кровь.

Мне казалось, что мама и Малькольм уже умерли. Казалось, что это неизбежно. Я рухнула на пол между ними, уткнувшись лицом в залитую кровью мамину грудь, вцепившись в Малькольма.

Но из тех четверых, кто выжили в тот день, со мной обошлось проще всего.

У меня нашли некоторое количество ссадин и ушибов, сотрясение средней тяжести и глубокий порез на запястье. Ничто из этого не могло стать поводом задержаться в больнице надолго. По крайней мере, в качестве пациента.

У мамы и Малькольма дела обстояли не так хорошо.

Ей больше не придется бегать – как в прямом, так и в переносном смысле, и у нее в плече так и осталась пуля. Она оказалась слишком близко к сердцу, поэтому ее невозможно безопасно извлечь.

Когда я выкрикнула мамино имя, она забыла и о пуле в плече, и об открытой ране. Она даже забыла о бабушке. И она попыталась ползком броситься мне на помощь.

Бабушка решила, что это ее шанс, схватила стоявший на полке массивный бронзовый бюст своего мужа, размером сантиметров в двадцать, и попыталась разбить маме голову. Ей удалось нанести только один удар, прежде чем Малькольм, собрав последние силы, которых, по словам врачей, у него уже вовсе не должно было оставаться, дотянулся до пистолета и застрелил ее.

Мы по-прежнему точно не знаем, когда именно сломались его ребра и была ли эта попытка спасти мою маму тем, что их добило. Так или иначе, они проткнули легкое и вызвали кучу проблем с дыханием, включая почти смертельный случай двусторонней пневмонии. Но наибольший ущерб причинил выстрел, и в результате Малькольму пришлось перенести несколько операций, которые привели в порядок его внутренности. К моменту, когда его выпустили из больницы, он исхудал до костей и оброс бородой – но его все-таки выпустили. И маму. И полиция их не задержала. Это потрясло меня почти так же сильно.

Смерть Дерека Эббота признали несчастным случаем.

Малькольма не стали арестовывать за киберпреступления.

А мне не пришлось жить с грузом убийства на моей совести, потому что охотник за головами полностью поправился как раз вовремя, чтобы предстать перед судом за все, что замышляли он сам, Синеглазый и моя бабушка.

И все благодаря Лоре, вдове моего отца.

И благодаря Грейс.

В новостях поднялся большой шум, когда стало известно, что наша бабушка умерла, а охота за предполагаемым убийцей Дерека Эббота подошла к концу. В отличие от мамы, Лора не пыталась ничего скрывать от своей дочери, когда та начала задавать вопросы. Грейс вспомнила, что виделась со мной, и, ко всеобщему удивлению, она не проявила в мой адрес ни малейших признаков враждебности. Она навестила меня в больнице, чтобы отдать мне кольцо нашей прабабушки.

Я плакала, когда она сказала, что заставила свою маму рассказать всю правду о той ночи, когда погиб ее отец.