Эбигейл Джонсон - Девушка в бегах

Дернувшись вперед, я вцепляюсь в приборную панель.

– Что ты делаешь? Я не говорила тебе остановиться.

Малькольм ставит машину на ручник.

– У меня ребра огнем горят. Мне нужно передохнуть.

Он бросает взгляд на острый кусок оконной рамы, который я до сих пор не выпускаю из рук.

– Ты все равно сможешь достать меня этой штукой, если что, ясно?

Отстегивая ремень безопасности, он прикрывает веки и морщится.

– Я не отрицаю, что тебе отлично удалось надавить на меня своими угрозами там, в мотеле, но хватит уже. Тебе нужна моя помощь, и ты убедила меня, что мне нужна твоя.

Со свистом выдохнув, он откидывает сиденье назад, ложится и задирает худи. Я бледнею.

Даже на фоне его темной кожи я различаю темные синяки и ссадины, опоясывающие его грудную клетку и мускулистый торс. Неудивительно, что ему сложно было двигаться. Я удивлена, что он вообще оказался способен вести машину столько часов. Я смотрю на него еще секунду, а затем достаю с заднего сиденья флакончик с обезболивающим. Бросаю его Малькольму вместе с бутылкой воды. Он принимает явно слишком много таблеток за раз, и мне кажется странным, что после того, как за мной гнались, меня бросили и мне пришлось бежать, спасая свою жизнь, я все еще могу испытывать сочувствие к человеку, который буквально стал причиной всего этого.

Он возвращает мне бутылку.

– Сколько еще ехать? – спрашиваю я.

– Четыре или пять часов.

– Справишься?

Малькольм отвечает, не открывая глаз.

– Да, но мне нужно поспать. И тебе тоже.

Веки становятся невыносимо тяжелыми, бессознательное состояние манит меня, словно сладчайшая колыбельная. Мне нужно поспать. Голова будто ватная, и даже простейшие решения мне уже не даются. У меня все болит: голова, от того, как я ударилась сначала об окно машины, когда мы ехали с мамой, а потом о мостовую у мотеля; бедра, руки и колени от падения из окна; ребра, от того, как Малькольм меня пнул. Нам нужно затаиться где-то, где не придется паниковать от каждого звука.

Но я заставляю себя широко открыть глаза. Один раз я уже позволила им закрыться, когда Малькольм был за рулем, и почти тут же мне привиделась мама с такими же ушибами, как у него. Я не могу спать, если это означает, что я увижу эту картину снова.

– Тогда я поведу. Не думаю, что смогу уснуть.

Я тянусь к ключам, но он останавливает мою руку и качает головой.

– Мы все равно сможем добраться туда только во второй половине дня. Так что нам нужно либо убить время сейчас, пока темно и рядом никого нет, либо искать, где спрятаться днем, а тогда нас с большей вероятностью заметят.

– Почему во второй половине дня?

Глаза Малькольма снова закрываются.

– Может, ты просто поверишь, что я знаю, что делаю? У меня есть сто тысяч причин хотеть, чтобы все прошло как задумано.

Если бы у меня были силы, я бы рассмеялась.

– Ты не похож на человека, которому нужны деньги, судя по тому, что ты хранил в своей кроссовке.

– Это были все мои сбережения, до последнего цента. Это, – он обводит рукой проржавевшую машину, – не то, как я планировал их потратить.

На меня накатывает новая волна усталости.

– Хватит уже, ладно? Я не собираюсь тебя жалеть. Ты понимал, во что влезаешь, и я последний человек, кому тебе стоит на это жаловаться. Так что прекрати.

Я по-настоящему удивляюсь, когда он и правда замолкает.

Через несколько минут тишины я смотрю на него, как он, нахмурившись, смотрит в окно. Услышав, как у него урчит в животе, я передаю ему несколько протеиновых батончиков, а затем беру еще два себе. Еще до того, как я успеваю разделаться с первым, он поглощает все три.

Разумеется. Он сидел в багажнике. Я предлагаю ему еще один батончик, и он не отказывается.

– Нам придется выждать, потому что в пять у них пересменка. Одни сотрудники уходят, другие приходят. Кроме того, время для посещений заканчивается в шесть, так что им придется следить за большим количеством посторонних.

Он действительно ответил по существу. Причем вполне правдоподобно. Кивнув, я оглядываюсь на вещи, которые мы купили и которые нам еще предстоит использовать: краска для волос, ножницы, бритва, одежда. И макияж – в основном для него, чтобы мы смогли скрыть следы побоев на его лице.

– Мы просто проскользнем внутрь?

– Вроде того.

– Тогда скажи мне. Мне нужно знать точно…

– Нет, тебе не нужно. Ты хочешь знать. Есть некоторая разница.

Я раздраженно стискиваю губы.

– Если я не угрожаю тебе ножом, это не означает, что я не контролирую ситуацию.