Ирина Никольская: Выше любви

Камо поразился, когда понял это. Конец девятого, начало лета. Река отпраздновала наступление тепла бурным ледоходом. На Большой земле, так называли всю остальную Россию, давно лето, а здесь все только начинается. Огромные льдины проносились мимо просыпающегося после зимней спячки поселка. Неделю река стонала, трещала и грохотала. Потом покрылась мелкой рябью, и наконец, успокоилась голубая, кристально холодная. Появились первые моторки. Шустрые лодки бороздили многочисленные протоки – рыбаки спешили поставить сети, закидушки. Камилла опустила руку в холодную воду. Дюралевая лодка легко рассекала волны. Хорошо, что отец взял их на рыбалку. После заточения в долгом снежном плену хотелось на природу. В лесу было здорово. Тонкий аромат распустившейся лиственницы бальзамом растекался внутри. Пушистые подснежники пестрели среди мха, пахли талым снегом и еще чем-то, тонко, неуловимо. Но лучше всего было на той стороне. Плоский песчаный берег плавно переходил в ковер разнотравья. Здесь уже распустились голубые колокольчики, незабудки, белая кашка и куча других цветов, с неизвестным названием.

Буйство красок и запахов кружило голову. Взрослые ставили рогатки для удочек, молодежь отправилась собирать хворост. Камилла рвала колокольчики, нежилась под теплым солнцем. Смех ее звучал все дальше и дальше, пока не прекратился совсем. Камо натаскал огромную кучу хвороста, развел костер.

– Куда пропала эта девчонка? Продирался сквозь сухостой, почти по колено утопая во мху. Она не отзывалась. Вот оно огромное шаманское дерево. Говорят, ему тысяча лет. Еще, говорят, если загадать здесь желание и завязать ленточку на ветке, то оно обязательно сбудется. Камо не верил этим сказкам. Парень огляделся, Камилла была здесь – мох изрядно притоптан. Да где же она? Вверху треснул сук. Девушка сидела на ветке и старательно привязывала к ней свою капроновую ленту.

– И что мы там загадали? – Камо стоял, расставив ноги и задрав голову, смотрел на эту легкую бесстрашную обезьянку.

– Секрет, – девчонка завязала роскошный бант, резанула его фиолетовыми глазами. – Угадай!

– Наверное, чтобы отец поймал для тебя огромную стерлядку. Или, нет. Чтобы бабушка испекла торт, и ты одна его слопала. Нет?

Девушка покрутила у виска и начала спускаться с дерева. Сухая ветка, на которой она сидела, обломилась и Камилла грохнулась с высоты трех метров. Камо успел подхватить ее, но не удержался и упал на спину. Было мягко, мох смягчил падение. Девчонка приземлилась прямо ему на грудь, лежала зажмурившись, затаив дыхание. Камо хохотнул внутри над ее сморщенным носом. Спешно закрыл глаза, притворился, что без сознания. Камилла приняла его игру. Бедный, весь такой пострадавший, лежит беспомощный, но держит крепко. Она залюбовалась его лицом. Какой красивый! Самый красивый на свете! Прикоснулась губами к его щеке, легко, будто мотылек задел крылышком. Парень резко развернул девчонку. Оказался сверху. Склонился над ней. Чертовка смотрела на него со страхом и любопытством. Что он сделает сейчас? Поцелует? Нет, не посмеет. Интересно, как он попросит разрешения? Словами или взглядом? Не попросил. Поцелуй страстный, глубокий, взасос ошеломил девушку. Появилась слабость в руках, закружилась голова. Поцеловал и долго смотрел на нее странно, ненасытно. Ей стало не по себе.

– Пусти! – Встала под деревом. – Ты не должен был. Мы не должны.

– Ведешь себя, как маленький ребенок. Все равно ты будешь моей.

– Я и есть ребенок. И я не твоя собственность. – Камилла посмотрела на него по- взрослому, с достоинством, потом улыбнулась. – А знаешь, что я загадала? Чтобы мы всегда были вместе! Догоняй! – и помчалась к костру, как молодая косуля, смешно раскидывая ноги.

Потом сидели у костра, ели уху из больших алюминиевых чашек, слушали брехливые рыбацкие байки. Девушка смущалась, прятала глаза. Камо задумчиво смотрел в огонь – он и не заметил, как повзрослела Камилла. Твердо отстаивала свое мнение. Принципиальная, гордая. Нелегко будет с ней. Но, за это он любил ее еще больше.

Вспомнил, как жил у них прошлой зимой. Его мать лежала в больнице, целый месяц – лечили последствия перитонита. Камо мог жить и один, большой уже, самостоятельный, но Камилкина бабушка и слышать ничего не хотела. Забрала его к себе, успокоила мать – пацан под присмотром. Спал в зале на диване, постоянное его место здесь, когда ночевал. С самого детства торчал у них, знал каждый закуток, но теперь ощущал все, но новому.