Александр Ярушкин - Стрингер. Русские forever. Остросюжетная проза

Томас сильно переживал смерть жены, но приложив все свои чары, Кате удалось на следующий день после похорон, утащить его на Карибы, где к концу недели, он отошел от потрясения. Еще через месяц Томас сделал ей предложение, а через полгода, чтобы соблюсти приличия, они поженились тихо и скромно, и Катя стала миссис Щукина-Маркус.

А еще через полгода, Катя, за это время, по просьбе Хачило и не задавая никаких вопросов, провела несколько не очень правильных с точки зрения закона операций с недвижимостью, в результате который её босс стал богаче, по её подсчетам, как минимум на пять-шесть миллионов не облагаемых налогами долларов, пришла к нему в кабинет и сообщила, что решила стать домохозяйкой.

– Вот так? – вздернул брови Хачило и насмешливо хмыкнул: – Определенность появилась… Хе-хе…

Катя сделала вид, что не заметила намека на давний разговор, слегка повела плечиком:

– Есть возможность отдохнуть, да и Томасовский фонд требует внимания…

– Нет проблем, – сговорчиво ухмыльнулся Хачило. – Ты услугу отработала. В штате фирмы будешь числиться, лицензию я тебе продлю, мало ли – пригодится когда…

Походы пешком в горку, особенно в горку крутую, такую, как Русский Холм, до чрезвычайности настраивают на философский лад.

В машине за рулем мысли не длиннее расстояния от светофора до светофора, нервные, быстрые и бестолковые, как водители-мексиканцы в час пик. А тут – благодать для мыслителя, если бы не одышка – курить надо меньше. А в остальном – да, благодать, иди и думай. Вон до того подъезда, а там передохнуть, пока сердце не выскочило наружу через пересохшее горло. Остановиться, будто осматриваешь окрестные красоты, постоять так пару минут и подумать, что улица Ломбард похожа на жизнь эмигранта. Крутая и извилистая, обсаженная по обочинам празднично цветущими гортензиями, узким резко очерченным серпантином она взбирается на вершину Русского холма.

Ползешь вот так вверх, хрипишь, сбиваешь башмаки, а там, в конце пути, наверху в седловине между вершинами… упс – кладбище. Пусть бывшее, но все-таки кладбище, последняя обитель русских охотников на морских котиков. Потому и двугорбый холм, возвышающийся над городом, называется Русским. Сейчас от кладбища остался зеленый лужок и окаймленная балюстрадой небольшая площадка, откуда со ста двадцати метровой высоты открывается великолепный вид на Сан-Франциско и залив, перечеркнутый двумя нитками мостов.

Но красота эта доступна тем, кто смог правдами и неправдами забраться на самый верх, а стоит споткнуться на крутой извилистой дорожке, так и покатишься кубарем вниз без остановки, чтобы, в конце концов, с синяками и шишками оказаться там, откуда начал восхождение – на прибрежной гальке у холодных вод залива.

Жизнеутверждающе философствуя в таком примерно ключе, Олег Куприянов пешком поднялся почти до середины улицы Ломбард. Даже днем найти тут место для парковки не представлялось возможным, поэтому машину пришлось оставить далеко внизу на платной стоянке, о чем бывший опер успел не раз пожалеть, прежде чем добрался до нужного дома, уступами карабкающегося по крутому склону холма. Квартиры тут были не дешевые, раза в полтора дороже тех, что у подножия. Высокая цена определялась, в основном, роскошным видом на город и залив, открывающимся из широких окон.

Бывший опер перевел дух возле двери в подъезд, поднялся на нужный этаж, нажал кнопку звонка и встал так, чтобы его можно было разглядеть в глазок. Подобная предусмотрительность оказалась излишней: дверь распахнулась на всю длину цепочки практически сразу после того, как прозвучал мелодичный звон. Симпатичная стройная женщина лет тридцати пяти со свежим лицом и чистыми голубыми глазами вопросительно смотрела на гостя. Куприянов же, в свою очередь, молча разглядывал хозяйку, образ которой почему-то никак не увязывался с тем, что сложился у него в голове.

Светлые длинные волосы – не химическое достижение парикмахерского искусства, а чуть желтоватые, натурального пшеничного оттенка, – ниспадали на плечи пышными волнами. Тонкую талию подчеркивал туго затянутый пояс черного шелкового халата с широкими рукавами, обнажавшими тонкие ухоженные руки. Гладких загорелых ног с точеными коленями и стройными лодыжками короткий халат тоже не скрывал.

Придерживая дверь, женщина, ничуть не смущенная пристальным вниманием, проговорила доброжелательным тоном:

– Это вы мне звонили?