Тейт Спарроу - Утро на соседней улице. Истории необыкновенных путешествий

Но в этот раз, впервые за всю жизнь, в утреннем ритуале произошел роковой сбой. Фартышкина перекопали всю. Вдоль нескольких кварталов прямо по центру улицы тянулась глубокая канава, кругом стояла строительная техника и лениво, от одного очага безынициативной деятельности к другому, ковыляли рабочие в белых касках. Филип бы прошел и сквозь стройку, но улицу перерезала предательская желтая лента, а пара грозных полицаев на корню пресекала любые намеки на переход колыхающейся на ветру границы. Делать было нечего, придется идти в обход, по параллельной улице Тармышкина. Крюк, может, и не большой, но неприятный – улица Тармышкина была куда менее привлекательной для прогулки, чем ее расчлененный собрат. Грустная, грязная, без единого дерева, обрамленная серо-синими облупившимися стенами – больница там, что ли, была за этой стеной или районное отделение каких-то государственных органов, а, может, даже детский сад – и очень много таких же серых и изможденных лиц – все это делало улицу типичным представителем современного мегаполиса, не в пример широкой, зеленой и прибранной улице Фартышкина. Фартышкина содержали в образцовом порядке, поскольку предполагалось, что, если в город прибудет глава государства, то его повезут до резиденции именно по этой улице, дабы он мог насладиться процветанием и порядком во вверенной ему республике.

Филип свернул направо перед самой лентой, очень быстрым шагом достиг улицы Тармышкина. И, оказавшись на новой территории, остановился, вдруг осознав, что он, может быть, и в жизни никогда по этой улице вообще не ходил. Филип тяжело вздохнул, лицо его выражало обиду и злость, он сделал решительный шаг, поскользнулся и упал на спину. Наледь уже была, наверное, и снег лежал. Так что это, вероятно, был ноябрь. В общем, Филип довольно сильно отбил поясницу и, кряхтя, поднялся снова на ноги. От обиды слегка захотелось плакать.

«Жизнь – дрянь», – вдруг ясно осознал контуженный, но все же решительно продолжил свой путь на работу, может, только жалел себя немного больше, чем обычно. А в остальном уже начал мысленно пробегать по рабочему графику на сегодня и перестал обращать всякое внимание на изменения в утренней прогулке: компьютер в голове скорректировал маршрут и теперь уверенно, почти с прежней машинальностью вел подопечного по новому пути.

Отставание от графика, ведь все-таки крюк был, хоть и небольшой, гнало бедолагу вперед, и он даже предпринял неубедительную попытку проскочить на красный свет светофора очередной перекресток – машин в этот час было мало. Однако едва Филип сошел с тротуара, как получил трескучий удар по голове.

Чаплик, очевидно, был не очень здоров на голову – это было заметно при первом же мимоходном знакомстве: пустой, слегка удивленный взгляд и приоткрытый рот как-то сразу выдавали историю нелегкого бытия. В какой-то момент он стал приходить на перекресток Тармышкина и Кривоедова с палкой в руках и пытался регулировать движение. Однако милиция и обыватели его довольно быстро с проезжей части согнали. Чаплик не сдался, он решил давать указания, стоя на углу перекрестка у обочины, и тут уж возражений не последовало. Почувствовав расположение и увидев открывшееся поле для полезной деятельности, Чаплик стал приходить на перекресток каждое утро. Теперь уже много лет прошло и все к нему привыкли. Автомобилисты приветствовали необычного регулировщика утром веселыми гудками, водители автобусов, стоя на светофоре, открывали переднюю дверь, чтобы выдать Чаплику полтинник на обед – он полтинники принимал охотно, и со временем даже убедился, что так и должно быть. Ежели какой-то новенький управляющий общественным транспортом не выдавал монеты, по незнанию или даже, кто знает, по нежеланию, то Чаплик делал несколько робких стуков в запертую дверь – после этого он либо получал полтинник от запамятовавшего водителя, либо, если дверь не открывалась, списывал это на то, что автобус был неправильным, и что-то в нем не функционировало должным образом – в общем, спускал. Чаплику плохо удавалось говорить, так что он этого не делал, и имя ему дали местные обыватели, очевидно усмотрев в его неуклюжей фигуре с палкой какое-то крайне отдаленное сходство с персонажем Чарли Чаплина. Вот только Чаплик ни в пример прообразу был очень крупным и высоким, однако новое имя полюбил. Со временем регулировщик сделался всеобщим любимцем и городской достопримечательностью. Во время международных спортивных соревнований по различным видам бессмысленной физической нагрузки его даже приезжали фотографировать туристы. Получив информацию из интернета (про Чаплика писали уже на многих языках мира), они, однако, на положенном месте достопримечательность не находили. Охраняющие порядок органы в период крупных мероприятий с участием иностранных гостей были особенно строги и деятельны, так что трудовые подвиги Чаплика на время пресекли. После, однако, побывав в вынужденном отпуске, регулировщик вернулся во все оружии. Утвердившись в том, что он теперь полноправный и оплачиваемый работник, Чаплик пришел на службу в желтом жилете, неизвестно где приобретенном, и с палкой, выкрашенной в красный цвет – т.е. по всей форме. К обязанностям регулировщика он своевольно добавил заботу о пешеходах, так что иногда бил их по головке палкой за неправильный переход улицы. После нескольких ситуаций, характеризующихся непониманием и угрозами сдать регулировщика «куда следует», пешеходы, однако, остепенились и стали вести себя прилично. И очередная попытка перехода улицы на красный свет, первая за долгое время, стала неожиданностью даже для самого Чаплика, так что удар получился необычно сильным. Пешеход скорее удивился, чем разозлился, и, обернувшись, увидел не менее удивленный взгляд Чаплика. Ругаться нарушитель не стал, что было необычно, он только вздохнул, сделался грустным и снова повернулся к светофору, теперь уже проявляя должное терпение и выдержку.