Меган Эббот - Как ты смеешь

Она придумала эту комнату, а он воплотил ее в реальность.

И комната начинает казаться чем-то большим, чем есть, увеличивается на глазах. Все словно начинает пульсировать; мне кажется, что если я прислонюсь лбом к стене, то услышу, как внутри нее бьется сердце.

– Спальня мне больше всего понравилась, – говорю я.

Она смотрит на меня, словно успела забыть, как выглядит эта комната. Словно годами не замечала ее – с тех пор, как та была всего лишь картинкой в коллаже под названием «Мой дом».

Наши взгляды падают на постель, похожую на пирожное с кремом. Взбитая перина. Как у принцессы на горошине.

Она устало падает на кровать, и та проседает под ее весом; кремовые подушечки сползают к краям и падают на пол.

– Столько подушек, – вздыхает она. – Каждое утро раскладываю их на кровати. В шесть утра он уже в офисе, а я дома, раскладываю подушечки. Сколько же их тут.

Я делаю неуверенный шаг, и моя нога вязнет в одной из подушек. Никогда не видела их в таком количестве сразу. Они всех оттенков коричневого – от светло-медового до цвета цикория, который пьет за обедом училка французского.

Она берет мою руку и кладет ее на одеяло, мягкое, как воздух. Почувствуй, какое мягкое, словно зовет ее прикосновение. Потрогай.

– Приляг, – велит она. – Забирайся под одеяло.

Мои голые ноги в коконе тонкого, как паутинка, одеяла; так и хочется ими подрыгать. Ее кровать – одна огромная подушка с кремовой начинкой. Нет, с начинкой из воздуха. У меня в животе ухает.

– Представь, что ты – это я, – говорит она. Ее почти не видно за горой подушек.

И я представляю.

Чувствую, как погружаюсь и падаю куда-то.

И становлюсь ею.

Теперь этот дом – мой, Мэтт Френч – мой муж, ради меня он целый день считает цифры и работает допоздна. Ради меня.

А я лежу здесь, у меня упругое идеальное тело, красивое идеальное лицо, и, казалось бы, что может быть не так со мной или с моей жизнью? И откуда взяться унынию, поселившемуся в самом сердце этого дома? Ах, Колетт, оно в твоем сердце. Уныние, и отчаяние, Колетт…

Шелк душит меня, как кляп, я чувствую его тяжесть и не могу дышать. Не могу дышать.

Все во мне меняется.

Я ведь уже давно жду, стою с протянутой рукой. Жду, когда же мне, девчонке, встретится кто-то, кто все изменит, заставит меня обрести стержень и увидеть смысл, которого раньше не было.

Как может только любовь.

В полдень у призывного стола разыгрывается спектакль.

Всю неделю Бет не сводила глаз с сержанта Уилла, намереваясь утереть нос Рири. Пари было таким: выигрывает та, кого сержант первую пощупает ниже пояса.

Бет расхаживает по школьным коридорам, как вооруженный бандит с Дикого Запада, бряцая шпорами на сапогах. Сапоги у нее выше колен, лакированные – такие нельзя носить с юбочкой от чирлидерской формы. Такие вообще нельзя носить.

Что до Рири – та задрала свою юбчонку по самое не могу – пояс так высоко, что видно все, чем ее мама наградила. Эти две – просто ходячая бомба.

Но сержанта это не трогает. Девчонки расстилаются перед ним, а он и бровью не ведет. Улыбается, но это не то чтобы улыбка, а просто приподнятые уголки рта – так улыбаешься, когда знаешь, что за тобой наблюдают.

Кажется, что каждое движение их бедер его напрягает, словно на его плечи падает ноша, под которой он прогибается. И он перенаправляет тех, кто оказывает ему эти знаки внимания, к капралу или рядовому – к громилам с квадратными челюстями, что сидят рядом с ним, к тем, на кого мы и не думаем смотреть. У них россыпь прыщей на подбородке и набыченный взгляд, как у тех, кто лезет в драку после одной банки пива, толкает подружек на пьянках, ломает им ключицы, выбивает лопатки. Мы на них даже не смотрим. По крайней мере, я.

Хуже всех капрал Прайн – шкаф с квадратной, как ластик, головой. Несколько недель назад я видела, как он стоял у кабинета английского. Сквозь стекло на двери он смотрел прямо на меня, воспаленные от бритья щеки были покрыты красными пятнами. Я сделала вид, что не замечаю его, но потом он показал мне такое языком, что не заметить это было невозможно.

Вот сержант… этот пусть что угодно показывает. Но чем больше мы стараемся, тем меньше его интерес. Его мысли как будто совсем в другом месте – там, куда не пускают девчонок.

Даже Бет с ее уловками не в силах его спровоцировать.

Я не вижу, что она делает, но до меня доходят слухи. Как она повернулась, сверкнув трусиками в звездочку под взлетевшей юбкой. Но я не верю. « Ничем я не сверкала» , – говорит она потом. Только поманила его пальцем, заставила приблизиться и спросила, можно ли потрогать его оружие.