Брижит Обер - Четыре сына доктора Марча

Ну, пойду туда, потом вернусь.

Решительно все идет к худшему. Черт возьми, все же невероятно! Это я-то упрятала драгоценности? Да, увы, упрятала — в большой карман господина Бобби! «Встретимся завтра, в 12.30, в «Шератоне». Драгоценности беру с собой, так надежнее». Конечно. Болталась до четырех часов в «Шератоне», поджидая его! Бобби как корова языком слизала. Вот после этого и говорите мне о любви! Вдобавок портье принял меня за проститутку и вышвырнул оттуда. Ну что ж, должно быть, я невезучая.

Пошел снег. Грязный серый снег, он покрывает все и приглушает звуки; но, может быть, он хотя бы помешает девчонкам шляться по ночам.

Паршивая погода для убийц.

Я долго думала о последних записях психа. Думала очень спокойно — славная трезвая Джини, — и вот что я себе сказала. Сказала себе, что раз уж я не могу подойти к каждому из братцев и, умильно глядя, спросить: «Ну, дорогуша, это вы хотели запихать Шэрон в топку?» — рискуя быть истыканной ножом за первым же поворотом коридора, то поговорить об этом с самой Шэрон вполне могу. И что еще за умерший субъект, который мог бы меня просветить? Свидетель? Наверняка. И я вполне могу кончить так же, как он.

В книжке говорится, что чокнутые очень любят говорить о себе. Убийц частенько именно так и раскалывают. Им нужно все поведать, инкогнито давит на них, они хотят славы, и, может быть, я смогла бы на этом сыграть. Нужно хорошенько подумать. Определенно — слово «думать» стало у меня самым обиходным.

«Толстушка». Вот еще! Я им покажу «толстушку», этим безмозглым, вечно что-то жующим детинам. Четыре здоровенных младенца, набитых мясом и бабками, четыре паршивых сопливых ковбоишки… Черт подери! «Черт подери» — прекрасно, — если Господь Бог мною недоволен, пусть сообщит об этом письменно по адресу: Джини Полная Кружка, дом №0 по ул. Надежды, Тупик на Северном полюсе. Меня ни с кем не спутаешь, жду!

Смешно: с тех пор, как я узнала, что с отъездом ничего не получится, то вроде бы и смирилась. В судьбу я не верю, но, может статься, это и есть моя судьба — разоблачить этого чокнутого. А потом что с ним делать? Убить? Убить не смогу. Но может быть, придется… Сейчас возьму сигарету и спущусь вниз прикурить.

Вот, значит, как — толстуха Джини все еще здесь. Как же, должно быть, она любит нас. Я-то думал, что она окажется похитрее и уберется отсюда. Ан нет. Осталась. Наверное, боится, что все фараоны страны бросятся в погоню за ее задницей. А поскольку задница у нее необъятная, упустить ее у них нет ни малейшего риска. Но подумала ли она о том, что они с таким же успехом могут прийти за ней сюда? И спокойненько сцапать ее. И вообще, кто стал бы ее защищать? Достаточно было бы отослать газетную вырезку… Но кто это сделает? Здесь живут хорошие мальчики. И некая очень гадкая Джини…

А помимо того, мой дневник, идет снег. Красивый белый снег, похожий на бороду Деда Мороза… обожаю подарки. Буду в восторге, если Шэрон станет моим рождественским подарком.

Сегодня со мной случилось головокружение. Впервые. Я лежал и думал обо всем этом — о Карен, девице в Демберри. А потом встал, чтобы взять пуловер, и у меня закружилась голова, все вокруг завертелось. Вцепился в кровать, и все прошло. Но мне это не нравится. Такой сильный парень, как я, уверенный в себе, да что там — профессионал, не может позволить себе какие-то девичьи недомогания.

Теперь шпион доволен — примется подсматривать за моими недомоганиями. Видишь, шпион, я забочусь о тебе. Но поскольку я знаю, что ты ничего не сможешь со мной сделать, что никто ничего со мной не сможет сделать, то не вижу оснований что-либо от тебя скрывать…

Я люблю тебя, шпион, я так люблю тебя — ты каждый день, укрывшись здесь, в маминой комнате, зарывшись носом в ее юбки, усердно читаешь мои записи, читаешь быстро-быстро, шпион ты поганый, а пока читаешь — сейчас, теперь — опустив голову, я поднимаюсь по лестнице… И не с пустыми руками, знаешь ли… Я подхожу к двери, а ты оглядываешься так резко, что чуть не сворачиваешь сам себе башку, и теперь ты уже не сможешь читать дальше… Прочь отсюда, прочь!

Клянусь, я убью тебя. Когда мне надоест играть с тобой, я тебя убью. Найду что-нибудь такое, от чего тебе будет больно, по-настоящему очень больно, потому что ты посмел посягнуть на меня. Надо быть безумцем, чтобы посягать на меня.

А пока подскажу тебе кое-какие улики. Хорошенькие косвенные улики, совсем свеженькие, — тебе будет что обсасывать, сидя у себя в комнате. Кстати, твоя комната хорошо запирается на ключ? Ха-ха-ха! Как тебе мой бумажный смех? Вот еще очень важный признак: я — единственный из нас, кто любит репу. Привет!