Себастьян Фитцек - Посылка

Нет, не было никакого будильника в недостроенной детской, которую Эмма про себя называла «БЕР», как столичный аэропорт, который, похоже, также никогда не будет достроен. Вместе с волосами в тот день она лишилась и желания иметь детей.

«Пока», – сказала она Филиппу. «Окончательно» – своей душе.

Если не часы, тогда это может быть только…

…сотовый телефон.

– Самсон, ко мне! – снова крикнула Эмма, еще громче и энергичнее.

Мысль о мобильном телефоне, который звонил где-то на чердаке над ней, пугала. Неизбежно напрашивался вывод, что телефон должен кому-то принадлежать, и Эмма оказалась на пороге паники.

И перешагнула через него в тот момент, когда в нескольких метрах от нее захлопнулась дверь ванной.

Она побежала. Не раздумывая, не приняв рационального решения и не взвесив варианты, потому что тогда она наверняка побежала бы вниз, к Самсону. К выходу.

Но она перепрыгнула последние ступени, почти вслепую пересекла коридор, потеряв при этом одну тапочку, распахнула дверь спальни и потом захлопнула за собой. Заперлась ключом, который – к счастью – торчал изнутри. Пододвинула к двери стул, подперла спинкой ручку двери, как видела в фильмах…

…но это вообще имеет смысл?

Нет, во всем этом нет никакого смысла, и уже давно. С тех пор как после ночи в Le Zen ее нашли на автобусной остановке.

Без волос.

Без достоинства.

Без рассудка.

Постепенно глаза Эммы привыкли к темноте.

В слабом свете, который проникал через ламели рольставней, она узнавала только силуэты. Тени. Очертания – кровати, платяного шкафа, тяжелой дубовой комнатной двери с филенками.

Она сидела на корточках рядом с комодом, доставшимся ей по наследству от бабушки, в котором хранила свое нижнее белье, и пристально смотрела на ручку двери, единственный светоотражающий предмет в комнате.

Утраченную остроту зрения восполнил внезапно обострившийся слух. Помимо ее собственного запыхавшегося дыхания и шуршания халата, который поднимался и опускался на ее содрогающемся теле, до Эммы доносились глухие бухающие звуки.

Шаги.

Тяжелые шаги.

Они поднимались по лестнице.

И Эмма совершила самую большую ошибку, какую только могла сделать.

Она закричала.

Пронзительно, громко. Она слышала собственный страх смерти, который вырывался у нее из горла, но, даже зная, что привлекает к себе внимание, не могла остановиться.

Эмма опустилась на колени, прижала ладонь ко рту, впилась зубами в костяшку, скулила и презирала себя за эту слабость.

Как она раньше гордилась тем, что всегда умеет контролировать свои чувства, даже в самых эмоциональных ситуациях. Например, когда ревнивый пациент, страдающий пограничным расстройством личности, которого она хотела передать своему коллеге, на прощание ударил ее в лицо. Или когда одиннадцатилетняя пациентка умирала от опухоли головного мозга, и Эмма вместе с ее матерью находилась в клинике и держала девочку за руку до самой смерти. Ей всегда удавалось отложить нервный срыв до дома, где она сама могла выбрать подходящий момент и выплеснуть свою ярость или горе, уткнувшись лицом в подушку. Но этот способ владения собой был ей давно уже недоступен, и Эмма ненавидела себя за это.

«Я развалина. Жалкое существо, кричащее, ревущее, которое начинает плакать каждый раз, когда видит рекламу с младенцами. И при встрече с любым мужчиной сразу думает о Парикмахере».

А если кто-то дергает снаружи дверную ручку, представляет себе неминуемую смерть.

Последнее, что видела Эмма, была дверь, содрогавшаяся под ударами. Потом она закрыла глаза, хотела подтянуться за комод и встать, но бессильно сползла по нему вниз, как пьяная, которая не может удержать равновесие.

Рыдая, она снова опустилась на пол, чувствовала вкус своих слез, пота, который капал у нее с бровей (почему он заодно не сбрил и их?), и думала о роль-ставнях, которые не открыла сегодня утром. Сейчас у нее уже не было времени, чтобы поднять тяжелую конструкцию. И выпрыгнуть.

Со второго этажа не слишком высоко, к тому же внизу в саду много снега.

«Возможно, у меня бы получилось…»

Ее крик и мысли оборвались, когда дверь треснула и поток воздуха тут же охладил ее мокрое от слез лицо.

Эмма услышала пыхтение. Шаги. Крики. Но не свои.

А незваного гостя.

Мужские крики.

В следующее мгновение кто-то развел ее руки, которыми она, защищаясь, закрыла голову, съежившись, как маленький ребенок в ожидании наказания.