Татьяна Ефремова: Дикий берег

Последние километры дороги оказались самыми монотонными, выматывающими. От того, что инструктор их все время подбадривал и обещал, что вот-вот и покажется мост, легче не становилось. Каждое это «вот-вот» на деле оказывалось просто словами. Впереди была все та же дорога, и Юрию (или Игорю?) стало казаться, что она не закончится никогда.

А очень хотелось почему-то, чтобы закончилась. Он понял вдруг, что смертельно устал от дороги. От постоянных попыток догнать, найти, схватить за хвост ускользающую правду. От попыток убежать от себя одного к себе – совсем другому. Хотелось сесть в теплом доме у стола, вытянуть блаженно уставшие ноги, прикрыть глаза, прислушиваясь к треску поленьев в печке или к звуку работающего телевизора – не важно. Главное, чтобы знать, что все хорошо и спокойно, что все живы, что мама рядом.

Какая именно мама, спросил сам себя Юрий (или все же Игорь?). Та, что была рядом всю жизнь, оберегая от лишних волнений? Или та, что мелькнула яркой звездочкой, оставив после себя только пачку старых фотографий? Или та, что ждала его теперь в маленькой квартирке с текущими батареями как единственный смысл и надежду?

Когда он в очередной раз оторвал взгляд от дороги, поросшей между колеями травой и усыпанной сосновыми шишками, увидел долгожданный мост. Ничего особенного – обычный подвесной мост между двумя берегами. Тонкая ниточка, связывающая живое и неживое.

Туман рассеялся окончательно, и в лучах утреннего, еще только разминающегося перед долгим днем солнца переливалась изумрудными гранями река, покачивался слегка мост под ногами бегущих им навстречу людей. На противоположном берегу замер серый уазик с надписью «МЧС России» на боку. Видно, на мост водитель не рискнул сунуться, а может, встречающие их люди просто забыли на радостях, что встречать можно и на машине, раз все равно приехали.

Люди бежали им навстречу, и, зараженные их примером, сорвались с места студенты, Костя. А вслед за ними рванули бегом и взрослые мужики, как дети радуясь завершению непростого пути.

Юрий остановился, испытывая какое-то облегчающее счастье. Смотрел с улыбкой на бегущие навстречу друг другу фигурки, которые, удаляясь от него, становились все меньше, все неразличимее. Он ощутил вдруг невероятную, давящую усталость и опустился на траву рядом с росшей на обочине сосной. Запах смолы, нагретой солнцем, хлынул на него сверху плотным, тягучим потоком, и сразу стало очень спокойно, как дома.

Маленьким комочком обозначилась вдруг тянущая боль в районе солнечного сплетения. Комочек толкнулся раз-другой и вдруг начал расти, заполняя собой все загрудинное пространство, вытесняя радость, умиротворение, мешая сосредоточиться на чем-то очень важном, чем-то, что нужно было обязательно понять и додумать, пока не стало совсем поздно.

– Игоречек! – позвал его чей-то шепот.

Силясь понять, откуда этот голос, и это имя, никогда им раньше не слышанное, он открыл зажмуренные от ставшей совсем нестерпимой боли глаза и прямо перед собой увидел Галю. Совсем молодую, как на фотографии. Но все же немного другую, непривычную, с собранными в девчачий хвостик волосами, с прилипшей к нижней губе скорлупкой кедрового ореха. Она смотрела на Юрия внимательно и немного тревожно, и он, чтобы ее успокоить, улыбнулся ободряюще, растворяясь окончательно в пульсирующей лавине, переставая слышать и ощущать.

Только запах нагретой на солнце смолы, только возможность вытянуть, наконец, усталые ноги.