Скотт Макбейн - Сребреники Иуды

Назад. Собор растаял. Пол наблюдал, как тысячи рабочих начинают закладку его фундамента на Ватиканском холме в холодное декабрьское утро 320 года. Всюду повозки, груженые кирпичом и блоками из туфа. Еще назад. Пол оказался на заброшенном старом кладбище в ночь после распятия святого Петра в цирке Нерона. Новообращенный римлянин, благороднейший Марцелл со слугой тайком проносят мимо стражи истерзанное тело святого Петра, завернутое в шерстяное покрывало. Они опустили его в только что вырытую могилу и прикрыли дешевой мраморной плитой. Поспешная молитва и начертание рядом на стене христограммы — монограммы из греческих букв, символизирующей имя Христа, чтобы обозначить место упокоения первого апостола.

Но Полу не нужны были никакие надписи. Идущий из захоронения свет говорил сам за себя. Пол перенесся в наши дни и увидел человека, который вызвал его дух сюда в последней попытке спасти. У гробницы святого Петра на коленях молился папа Иоанн XXV:

— Умоляю тебя, Пол, положи монету в гробницу. Только святой Петр может лишить ее злой силы. Это освободит тебя от страданий.

Полу нужно было только сделать несколько шагов и бросить монету в Божественный свет. Но он не сделал этого, поскольку душа его уже принадлежала дьяволу.

— Брось монету! — Слова Иоанна XXV колоколом отдавались в сознании. — Спаси себя, дитя мое!

Все существо Пола сотряс оглушительный раскат грома. Приближался ангел тьмы.

Он хотел сказать: «Я раскаиваюсь», — но не смог. Невидимая сила отбросила его от гробницы.

Спасения не было.

Из глубин ада, по самому узкому из мостов, соединяющих два мира, поднимался дух Симона Магуса. Являлся ангел тьмы в золотом шлеме. Воин, которому не мог противостоять никто из людей. Над бездной нависли широкие черные крылья непоборимого духа. В руке он держал огненный меч смерти. Воздух разрывали дикие вопли, свидетельствующие о возвращении в этот мир Симона Магуса, ангела тьмы.

Бенелли быстро прошел по проходу, ведущему к гробнице святого Петра.

Иоанн XXV поднялся с коленей. Лицо понтифика омрачала глубочайшая скорбь.

— Что будем делать, святой отец? — в смятении спросил Бенелли.

— Принесите монету из гробницы папы Сильвестра, — ответил понтифик после долгого молчания.

— Я не могу. Святой отец, это должен быть не я. Понимаете, не я. — Он опустил голову. — Вспомните пророчество. Я могу оказаться тем, кто предаст церковь по наущению Магуса. Избавьте от искушения. Не дайте стать Иудой.

На глаза Иоанна XXV навернулись слезы.

— Любой из нас может поддаться искушению. Это ваша судьба. Идите.

Отпустив Бенелли, папа поднялся наверх в часовню святого Петра и опустился на колени перед небольшим алтарем. Он быстро нашел в астралах ангела тьмы и, глядя на него с этой стороны бездны, начал молиться. Только молитвой он мог поддерживать над монастырем облако, непроницаемое для духов зла, чтобы задержать Магуса, пока на помошь Мэри и ее ребенку придет отец исповедник. Это была трудная задача, почти невыполнимая. Но пришло время сражаться.

Папа молился за душу Пола, и в этот момент в мире молились еще миллионы, прося помощи от искушений. Их молитвы принимали ангелы, посланцы добра и зла.

— Вы нездоровы?

Хэнлон Досон посмотрел на отца исповедника. Они стояли у двери больничной палаты, где лежал умирающий Крамер. Поездка по городу заняла у священника гораздо больше времени, чем он ожидал, потому что на каждом перекрестке его останавливали военные патрули. В Сан-Франциско теперь уже почти никого не осталось.

Неожиданно отец исповедник потерял сознание. Это случилось в тот момент, когда Магус пересек бездну. Очнулся священник через несколько секунд.

Начальник тюрьмы помог ему подняться.

— Дать вам воды?

— Спасибо, не нужно, — ответил отец исповедник, тяжело дыша. — Пойдемте к Крамеру.

Странно было видеть этого мускулистого крепкого парня, сотворившего в мире так много зла, лежащим под покрывалом в постели, откуда он никогда не встанет. Крамер лежал с закрытыми глазами, издавая негромкие хрипы. Лицо его уже приняло темно-лиловый оттенок.

Крамер умирал. Умирали его тело и дух. С исчезновением с лица земли Хелен не стало энергии ненависти, которой она его накачивала. Но теперь это не имело значения. Смерть была одинаково жестока и к носителям зла, и добра. И ей было совершенно безразлично, что какой-то из подопечных вдруг в самый последний момент изменился.