Мэри Кларк - И колыбель упадет

Он улыбнулся:

— Ясно. Что ж, спокойной ночи, миссис Демайо, и, пожалуйста, не волнуйтесь. Будьте уверены, я позабочусь о вас.

— Не сомневаюсь.

Доктор Хайли вышел. Кэти откинулась на подушку, закрыла глаза. Она уплывала куда-то, ее тело парило, парило как…

— Миссис Демайо. — Молодой голос звучал виновато.

Кэти открыла глаза.

— Что… я, должно быть, задремала.

Это была сестра Рендж, которая держала поднос с таблеткой в бумажном стаканчике.

— Вы должны принять это сейчас. Снотворное, которое назначил доктор Хайли. Он сказал, чтобы я осталась и убедилась, что вы его приняли.

Даже в отсутствие доктора Хайли девушка, казалось, нервничала.

— Пациентки всегда сердятся, когда нам приходится их будить, чтобы дать снотворное, но такие уж в клинике правила.

— Ясно. — Кэти положила таблетку в рот и запила водой из графина.

— Может, ляжете спать? Я постелю вам.

Кэти заметила, что лежит на покрывале. Она кивнула, поднялась и прошла в ванную, где вынула снотворное из-под языка. Что-то уже растворилось, но большую часть удалось выплюнуть. Ни за что, подумала она, лучше я не буду спать, чем мне приснится кошмар. Кэти плеснула в лицо водой, почистила зубы и вернулась в спальню. Она чувствовала себя такой слабой, двигалась, словно в тумане.

Медсестра помогла ей лечь в постель.

— Вы и правда устали. Вот и хорошо, я подоткну вам одеяло. Уверена, что вы прекрасно выспитесь. Если вам что-то понадобится, просто нажмите кнопку вызова.

— Спасибо. — Голова у Кэти отяжелела, глаза слипались.

Сестра Рендж подошла к окну и опустила штору.

— Опять снег начался, но скоро наверняка в дождь перейдет. В такую ужасную ночь хорошо лежать в постели.

— Раздвиньте занавески и приподнимите окно на дюйм, ладно? — прошептала Кэти. — Я люблю, когда в спальне свежий воздух.

— Конечно. Выключить свет, миссис Демайо?

— Да, пожалуйста. — Ей ужасно хотелось спать.

— Спокойной ночи, миссис Демайо.

— Спокойной ночи. А сколько времени?

— Ровно восемь.

— Спасибо.

Медсестра вышла. Кэти закрыла глаза. Через несколько минут ее дыхание стало ровным. Она не проснулась, когда в половине девятого ручка двери, ведущей в гостиную, начала поворачиваться.

Гертруда и супруги Крупшак ужинали. Гана потушила мясо, и Гертруда с благодарностью уступила ее просьбам взять добавку, а потом съесть большой кусок домашнего шоколадного пирога.

— Обычно я не ем так много, — извинилась она, — но с тех пор, как мы нашли бедную Эдну, у меня маковой росинки во рту не было.

Гана серьезно кивнула. Ее муж взял кофейную чашку и десертную тарелку.

— «Ники» играют, — заявил он. — Я иду смотреть. В его грубоватом тоне не было ничего оскорбительного. Он устроился в гостиной и включил телевизор.

Гана вздохнула:

— «Ники»… «Меты»… «Гиганты»… Один сезон за другим. Но с другой стороны, он здесь. Я заглядываю в комнату, и он там сидит. И не приходится возвращаться в пустой дом, как бедняжке Эдне.

— Я знаю. — Гертруда подумала о своем одиноком жилище, вспомнила старшую внучку. «Бабушка, ты придешь к нам ужинать?» или «Бабушка, ты в воскресенье будешь дома? Мы хотели зайти к тебе». Могло быть куда хуже.

— Может, нам сходить в квартиру Эдны? — спросила Гана. — Но я тебя не тороплю… Выпей еще кофе или съешь пирога…

— Нет-нет. Пойдем. Ужасно не хочется, но этого не избежать.

— Я возьму ключ.

Они быстро пересекли двор. Пока они ужинали, снова пошел мокрый снег с дождем. Гана спрятала подбородок в воротник пальто. Она подумала о красивой шубе Эдны из искусственного меха «под леопарда», которая теперь принадлежала ей.

В квартире они притихли. На столах и дверных ручках еще виднелись следы порошка для снятия отпечатков пальцев. Не сговариваясь, обе посмотрели туда, где несколько дней назад лежала Эдна.

— На радиаторе кровь, — пробормотала Гана. — Наверное, Гас его перекрасит.

— Да. — Гертруда встряхнулась. Надо побыстрее покончить с этим. Она знала вкусы внучки. Нэн понравится велюровая кушетка и те кресла к ней, с высокими спинками, с ножками и подлокотниками из красного дерева. Одно — качалка, другое обычное. Гертруда вспомнила, как Эдна рассказывала, что когда-то кресла были обтянуты синим бархатом с красивым растительным узором. Она отдала их в дешевую перетяжку и всегда вздыхала: «Они совсем потеряли вид».

Если Нэн снова обтянет их бархатом, они станут красивыми. И еще резной столик. В галерее Альтмана есть такие. Стоят целое состояние. Конечно, он сильно поцарапан, но муж Нэн отполирует его. Ах, Эдна, подумала Гертруда, ты была умнее большинства из нас. Ты знала цену вещам.