Джим Гаррисон - Месть

Амадор увел Тиби и пораженного доктора. Мать-настоятельница помешкала и пошла за ними по коридору, вздыхая и бормоча молитвы.

Кокрен сидел там весь день и всю ночь – пил кофе, держал Мирейю за руки, гладил ей лоб, мерил шагами комнату, когда приходил доктор. На рассвете она пришла в сознание, и они молча обнялись. Она немного поспала, и он задремал на стуле, пока не проснулся от послеполуденной жары. Потом его пришлось держать силой, пока доктор делал ей трахеотомию, и она оставалась на пороге смерти еще одну ночь и один день. Кокрен лежал на полу всю ночь, отказываясь думать, слушая ее хриплые вдохи в аппарате искусственного дыхания, который Амадор привез из города. Паузы между вдохами по временам мучительно затягивались, а потом становились короткими и отрывистыми. Когда силы у него кончились, он выбежал во двор и закричал. Зажегся свет, и пациенты ответили на вопли впервые услышанного голоса. Со своего временного поста на кухне примчались Амадор, Тиби и доктор. Он дрался с ними, пока Амадор не взял его на удушение. Тиби помог его держать, а доктор сделал укол, чтобы он мог поспать.

Он проснулся несколько часов спустя, на тюфяке, в незнакомом месте, встал и посмотрел на жаркое солнце через зарешеченное окно. Он нашел кухню и налил себе кофе, а Тиби, Амадор и доктор сидели за столом. Доктор боязливо отводил глаза.

Позже, вечером третьего дня, Мирейя опять пришла в сознание. Он с жаром заговорил, почти несвязным потоком слов. Она прошептала, что хочет выйти в сад. Он побежал за доктором, который пожал плечами в знак бессилия и перебинтовал Мирейе горло. Кокрен вынес ее в сад, откуда пациентов как раз загоняли в помещение, на обед. Мимо прошли дети-аутисты, не видя, выпевая каждый свою отдельную скорбную песнь, словно хриплые бескрылые птицы, чьим страданиям не найти ответа на земле. Он крепко держал Мирейю в объятиях, вспоминая, какой легкой была мертвая птица, найденная им в кустарнике в лесах Индианы. Он опять заговорил, торопливо, пытаясь энергией своих слов поддержать жизнь в Мирейе; мозг его словно раскололся, и он рылся, разгребал, копал, пытаясь добыть какой-нибудь секрет, который вернет ей здоровье. Он надел ей на шею ожерелье матери Мауро, вспоминая с ужасом, что оно, по словам хозяйки, дает только отмщение. Он изобрел целую вселенную слов, но это были всего лишь слова. Он изобрел их общего ребенка, который будет гулять с ними по Севилье, и Мирейя улыбнулась и кивнула. Сумерки перешли в почти полную темноту, и Амадор наблюдал бесстрастно, укрывшись за колонной. Он не дал доктору к ним подойти. Вышла несомая ветром съежившаяся половинка луны, и вихрь сорвал лепестки с цветущего миндаля. Кокрен все шептал, а потом, когда совсем стемнело, она запела так хорошо знакомую ему песню, тихим грудным голосом, лишь чуть-чуть громче звона летней цикады. Это была смертная песня, и она ушла из жизни, глядя на Кокрена, сидящего рядом, и душа ее тихо вышла наружу, клубясь, как отлетающее облако. Пошел дождь, и заворковала птица в кроне дерева над головой, словно душа индейца-майя пыталась пробить себе дорогу назад на землю.

Один копал под деревом, а двое смотрели. Он копал неустанно, как робот, рубя топором древесные корни, выковыривая мотыгой камни и вгрызаясь лопатой в твердую землю. Погружаясь в земные глубины в послеполуденной жаре, он замечал штриховку и мраморность почвы. Человек по имени Амадор сидел на скамье, сняв сомбреро, и пел вполголоса. Человек по имени Акула, Тиби, сеньор Бальдасаро Мендес сидел на скамье, закрыв лицо руками, а тот все копал с жуткой силой, методично, неумолимо. Мать-настоятельница и заскучавший священник смотрели с галереи. Несколько пациентов бродили взад-вперед, заинтересованные происходящим. На козлах лежал сосновый гроб. На крышке увядал под солнцем большой букет диких цветов. Когда яма была готова, человек остановился, отер пот, подтянулся за край и вылез. Он встал на колени у кучи земли, и двое сидевших на скамье подались вперед и преклонили колени рядом с ним. Подошли священник с монахиней, а сумасшедшие толпились у них за спиной. Священник скоро кончил молиться, и двое, что стояли перед скамьей, опустили гроб в яму. Копавший спрыгнул вниз, преклонил колени и поцеловал цветы. Он вылез из ямы, взял лопату и бросил вниз немного земли – этот стук он не забудет и на смертном одре.

Вечнозеленый кустарник. (Здесь и далее прим. перев.)