Джим Гаррисон - Месть

Он вышел из кустов и велел дочери бежать в миссию, что стояла в полумиле от них, в долине. Он присел на корточки у дороги и принялся лезвием ножа перекатывать камушки туда-сюда. Сердце у него забилось сильнее от вида так ужасно изуродованного человека, но он хладнокровно повторял про себя рассказ о том, как нашел тело. В юности он был не только охотником, но и мелким бандитом и знал, что при общении с властями лучше придерживаться наиболее простой версии событий.

Диллер сидел в миссии над запеченной свининой с картошкой и кислой капустой. Его УКВ-приемник ловил радиостанцию из Чиуауа, которая передавала музыку марьячи [4]. Хотя он был меннонитом и ему не полагалось слушать радио, он считал, что заслуживает некоторых послаблений, и слушал эту музыку уже десять лет, со времени приезда в миссию, под предлогом изучения разговорного испанского. Большой, краснолицый, он имел обыкновение взревывать, подпевая музыкантам, что смешило работающих в кухне женщин. Вера запрещала ему также алкоголь и табак, но Диллеру был свойствен не запрещенный явно грех: чревоугодие. Он наслаждался жареной свиной вырезкой, которую ему готовили на ужин каждый четверг, – последнее напоминание о жизни в Штатах. Гораздо больше он любил блюда мексиканской кухни, поглощая их в таких количествах, что сделался притчей во языцех у всей округи. Он, конечно, был искренне верующим человеком, но понимал, что его умение лечить и врачебные навыки – лучшая проповедь его разновидности Иисуса в этой нищей горной местности. Он больше не ездил обратно в Штаты на месяц положенного ему ежегодного отпуска. Ему было скучно сидеть тридцать дней в Северной Дакоте и молиться за язычников всего мира. Диллер предпочитал самих язычников, неприветливую красоту их страны, их долготерпеливую иронию и дохристианский фатализм.

Он любил курятину, свинину, молочных поросят, козлятину и баранину, что приносили ему люди в благодарность за очередное медицинское чудо. Он любил даже нелепого женоподобного санитара Антонио, который вечно изобретал какие-нибудь предлоги для поездок в Ногалес и Эрмосильо. Годом раньше в миссию приезжал директор управления миссий и допрашивал Диллера, не водится ли за Антонио каких-нибудь странностей. Диллер прикинулся, что не понял, – он ценил кулинарные изыски Антонио, за пределами возможностей обычной кухарки, и его пение, несмотря на то что адресаты баллад в его интерпретации зачастую меняли пол.

Когда дочь Мауро вбежала и объявила о найденном в горах раненом, Диллер застонал. Дочь Мауро потащила докторскую сумку Диллера к "доджу-пауэрвагону", служившему каретой "скорой помощи", – на кузове был брезентовый тент, а внутри стояла каталка. Диллер пошел за девочкой, прихватив кастрюлю с собой. Он больше всего любил квашеную капусту на дне, пропитанную свиным жиром. На крыльце гасиенды он замешкался и глубоко вдохнул вечерние ароматы: навоз, пряная гвоздика, раздавленные гниющие цветы, запах перегретых камней и песка, слабеющий к ночи. Диллер любил эту долину, что казалась печальной и мрачноватой даже при ярком солнечном свете.

На месте событий Мауро светил фонариком, а Диллер тем временем вытер руки от свиного сала, нагнулся над телом, произнес молитву, произвел осмотр и выдал прогноз. Он решил, что человек, возможно, выживет, но в первые сутки его состояние будет критическим – из-за сильного обезвоживания. Череп был цел, но, судя по дергающимся глазным яблокам, сотрясение мозга нешуточное. Диллер вытащил из сумки медицинский фонарик, нагнулся поближе к глазам голого и увидел выпуклость оптического диска – папилледему, значит, сотрясение серьезное. Потом Диллер толстыми пальцами умело ощупал избитого и решил, что сломаны только ребра и левая рука. Диллер просунул руки под тело и поднял его. Мауро взял сумку и пошел впереди с фонарем.

По возвращении в больницу Диллер работал всю ночь, а Мауро ему ассистировал. Жаль, что Антонио не было, – он мог бы помочь, но уехал еще раньше, как обычно, под очередным надуманным предлогом. Пациент оказался для Диллера загадкой. При свете фонарика Диллер решил, что несчастный покалеченный – очередная жертва войны наркомафий, что свирепствовала на границе. Такие беженцы поставляли самые интересные случаи в практике Диллера, приятно разнообразя череду больных раком стариков, которым он давал дилаудид [5] – мощное болеутоляющее, облегчая им путь на небеса. Когда с голого смыли кровь, он оказался чистокровным гринго; подстрижен со вкусом, в зубах дорогие золотые пломбы, ногти ухоженные, резкая линия загара, тело в хорошей форме, иными словами, никакой не контрабандист.