Инга Андрианова - По ту сторону

Антон и свекровь с индульгенцией не торопились. Их настороженность переросла в отчужденность, а следом — во враждебность. Так у моих детей стало одной бабушкой меньше.

Мать, конечно, не исчезла — она просто затаилась, выжидая удобного случая и занимаясь мелкой подрывной деятельностью. Алиса регулярно получала от нее инструкции по выживанию в тылу врага, выслушивала жалобы на подлую мамашу, на ее гадкий характер, непутевое детство и паршивое отношение к такой старенькой и такой немощной бабушке.

После таких бесед, Алиса садилась за стол, деревянными пальцами открывала учебник и до конца дня не реагировала на внешние раздражители.

Дни собирались в недели, сплетались в месяцы. Малыш учился сидеть, Алиса добывала знания, постигала нотную грамоту. Элла Ильинична совершала редкие вылазки в магазин и все больше погружалась в телевизор. Как-то раз она вернулась домой с пустыми руками и странным выражением лица. Загадочно улыбаясь и что-то напевая под нос, она прошла в свою комнату. Ни детский плач, ни вопросительные взгляды — ничто не привлекло ее внимания. Лишь час спустя она заглянула на кухню:

— Вероника, — неожиданно ласково начала она, и сердце мое сжалось от предчувствий, — сегодня я встречалась с Лерой. Мы с ней обо всем поговорили, вспомнили былые времена, всю нашу жизнь… — ее голос дрогнул, — Представляешь, я шла домой и плакала от счастья.

Она смотрела на меня, ожидая то ли поддержки, то ли одобрения. Ее глаза изливали тепло и нежность, о которых я и не мечтала, которыми не жаловали даже Малыша.

— Лера опять будет с нами, она сможет бывать у нас, позволит нам видеться с Женькой.

Свекровь произносила эти слова и, кажется, не верила в свою удачу.

— Заживем по-старому.

— По-старому?

Передо мной проплыл образ влюбленной в себя Леры. Я крепко зажмурилась, но образ не исчез, напротив, проступил еще отчетливей. Он затянул меня в дыру, увел в то далекое страшное прошлое.

— Женись на мне, Антон! — ядовитой струей Лерин голос просочился сквозь время, отравил мою новую жизнь.

Я громко хрустнула костяшками, тряхнула головой, картинка рассыпалась в мелкие брызги, и кровь от вонзившихся в душу осколков горячими струями засочилась по сердцу.

Я прижала к себе Малыша в нелепой попытке закрыть его от собственных воспоминаний. В этот момент я знала точно: никакой Леры здесь больше не будет.

Едва дождавшись Антона с работы, я выкатила ультиматум:

— На горизонте снова Лера! Выбирай: или она, или я!

— Про Леру не думай, — ответил Антон, — А вот с жильем у нас действительно проблемы, — его лицо потемнело, — Трудно делать прогнозы — не те времена. Деньги поступают с перебоями, и дом будет готов не раньше сентября. Так что ехать нам некуда.

— Думаешь, мы дотянем до осени, когда вернется Лера?

— Не вернется! — отрезал Антон, и на этот раз я ему поверила.

Услышав, что Леру здесь больше не ждут, свекровь пришла в ярость. Она обозвала Антона бесхребетным и удалилась, громко хлопнув дверью.

С этого дня наша жизнь изменилась. Теперь наш дом напоминал ристалище в канун сражения. Свекровь открыто восхваляла Леру, глумилась над Антоном, срывалась на Алису. Единственным светлым пятном оставался Малыш, но и с ним она почти не общалась, потому что с утра и до ночи торчала у Леры.

Малыш рос улыбчивым смышленым ребенком, и только благодаря детям моя безрадостная жизнь в доме свекрови окрашивалась в чистые тона. Стоило переступить порог детской, и быт, с его грязью, пороками и людскими страстями отступал на задний план. Мне улыбалось любящее лицо, ко мне тянулись маленькие ручки, а воздух наполнялся перезвоном капели. За окнами начиналась весна, просыпались звуки большого мира, совсем непохожего на затхлый мирок моей свекрови, душа открывалась навстречу порывам и я почти задыхалась от всего этого многообразия чувств. Каждый день, проведенный с сыном, становился для меня маленьким открытием. Я осознала: отношения «мама — сын» иной природы, чем отношения «мама — дочь». Я поняла, что эта связь имеет новую глубину и совершенно иные оттенки. Только родив мальчика, можно стать «матерью сына». Банально и в то же время ново. Впервые я ощутила абсолютную наполненность и завершенность. Благодаря сыну я узнала о себе много нового, мне открылось понятие безусловной любви. Поток, сходивший на нас в моменты общения, равнялся благодати, к которой стремятся самые ретивые гностики, а истинная радость не помнить себя оказалась полноценной заменой чувству собственной значимости. Когда я обнимала Малыша, мои желания реализовывались, как реализовывалась я сама: никаких помыслов, абсолютный покой и магия достигнутого. Наши души сливались в единое целое, и это целое начинало сиять изнутри светом состоявшейся гармонии. Все, чего лишила нас с Алисой моя вездесущая мать, все то, что она умыкнула в угоду своей ненасытной утробе, все доставалось мне одной, в то время, как свирепая хищная морда сидела в засаде, не приближаясь и не отравляя наше с сыном настоящее.