Джастин Скотт - Буйство

За все надо платить. Теперь он знал, почему отец потерял самообладание в разговоре с Рендиди — он просто был не способен выносить вымогательства. Отдавать свои деньги, заработанные таким потом, было невыносимо. Вечером, провожая Тони в аэропорт, он сказал:

— Если бы Рендиди пришел сам, я мог бы убить его.

— Скажи ему, чтобы он трахал самого себя.

— Это может сойти с рук в Гарварде. Здесь я должен помнить, что мне приходится иметь дело с этими ублюдками.

— Эту же ошибку делал отец.

— Я многому научился на ошибках отца. Главное — надо держать себя в руках.

— И сделать эту систему вечной, — холодно сказал Тони.

— Ты взлетел очень высоко над всеми нами. А мне приходится быть внизу и продолжать дело.

— Значит, ты смотришь на вещи иначе, чем все мы.

— Кто это — мы?

— Целый город. Страна. Демократия — неустойчивая вещь, а ты подрываешь ее своими выплатами мафии.

— Я говорю о деле.

— О деле? Посмотри на воду.

Они ехали вдоль залива, вклинивающегося в Нью-Йорк с Атлантики. Несколько ржавых сухогрузов стояли на якоре. Если не считать одинокого буксира, бороздящего водную гладь, залив был пуст.

— Ну и что?

— Где сейчас корабли?

— Какие корабли?

— Когда мы были детьми, отец водил нас на пристань смотреть корабли. Ими была полна вся гавань, помнишь? А сейчас все пусто. Мафия при помощи профсоюзов влезла в этот бизнес, и лучшая бухта в мире сейчас пуста. Ты хочешь видеть то же самое у себя на стройке?

— Я не понимаю, о чем ты говоришь.

— Если ты не понимаешь, что надо просто быть честным, посмотри на это с точки зрения выгоды.

— Я смотрю с точки зрения ответственности. Я хочу сохранить компанию отца.

— И также продолжать платить мафии? Деньги — это власть. Люди — такие, как ты, — дают мафии эту власть, и она заставляет остальных платить ей, как это делаешь ты и делал отец.

— Я оторву твою чертову голову, если ты не перестанешь так говорить об отце.

— Тогда почему ты не попытаешься сделать это? — ответил Тони. — Просто это ничего не изменит. Если ты будешь продолжать платить этим ублюдкам, ты наверняка пересечешь линию, за которой возврата назад не будет. Они станут твоими хозяевами навсегда. Тогда мы — я и ты — окажемся в разных лагерях.

— Но мы — одна семья.

— Только не надо об этом. Семья — это то, о чем говорил отец. Теперь его нет... Разве ты не видишь, что одна из главных вещей, делающих безопасной нашу жизнь, — это то, что отношение к тебе как к гражданину важнее отношения к тебе как к члену какой-нибудь семьи?

— Включая братьев?

— Особенно братьев. Люди должны понимать свою ответственность за положение дел в этой стране.

— Что с тобой? Ты смотришь на вещи только с одной точки зрения. Кто, дьявол, дал тебе право судить, что хорошо, а что плохо?

— Никто не давал, — сказал Тони. — Существует закон.

— Закон не учитывает реальных особенностей. Надо хотя бы немного понимать проблемы обыкновенных людей. Почему ты такой твердолобый?

— Я вижу, как ты распустил слюни перед теми, кто убил твоего отца.

Крис развернулся и ударил, вложив в удар всю свою ярость. Тони успел отпрянуть, но кольцо на руке Криса, которое ему подарили по окончании средней школы, расцарапало щеку. Когда Крис увидел кровь, он пришел в себя.

— Я прошу прощения, — сказал он, мысленно поклявшись убить Рендиди. И боссов Рендиди, и боссов его боссов. Вплоть до дона Ричарда. Заставить их потерять то, что потерял он. — У тебя течет кровь... Очень больно?

Тони достал пластырь и наложил на порез.

— Тебе не нравится правда?

— Мне жаль, что я тебя ударил. Тебе не следовало этого говорить.

Крис медленно проехал мимо автостоянки прямо ко входу в аэровокзал.

— Ты не можешь припарковать машину?

— Если ты хочешь мне что-нибудь сказать, то напишешь в письме.

Тони, казалось, это задело.

— Послушай. Я хочу сказать прямо. Я собираюсь работать на государственной службе, и если ты будешь якшаться с мафией, у меня возникнут проблемы.

— Я не буду для тебя проблемой.

Тони выбрался из машины и прошел сквозь двери аэровокзала. Крис смотрел, как он уходит. Вдруг он выскочил из машины, вбежал в вокзал и догнал Тони у самой регистрации.

— Эй, нас осталось только двое... Я хочу с тобой попрощаться.

Тони выдавил из себя улыбку:

— Убери руки, паршивая гиена. Ты хочешь, чтобы эта дама считала, что я — голубой?

Крис все же обнял его, удивившись, какой Тони худой.

— Желаю тебе хороших отметок.