Виктор Точинов - Темные игры – 2 (сборник)

Он механическими движениями гонял тесак по бруску — вжик, вжик, вжик — а сам думал, как дико для него звучит прошедшее время: покупали, варили… Нет, к черту! Надо разделаться с этим кошмаром — и непременно помириться с Лариской. Она же умная баба, она поразмыслит и поймет, что в наше время остаться одной с двумя детьми — значит поставить крест на своей личной жизни… Поймет и вернется. Наверное, все будет по-другому, придется выстраивать отношения заново, осторожно и медленно, но…

Но сначала надо избавиться от этой гадины! — резко и зло оборвал Паша свои мысли. Иначе все их с Ларисой проблемы сведутся к одной-единственной: будет или нет она носить передачи в Кресты.

Он в очередной раз опробовал заточку на ногте — на совесть отточенное лезвие легко, почти без нажима срезало тончайшую стружечку. Честно говоря, и предыдущая проба была вполне удовлетворительна — но Паша продолжал точить тесак последние две-три минуты лишь для того, чтобы оттянуть момент, когда его придется пустить в ход.

Теперь надо позвонить насчет машины, потом подумать про тару и упаковку, потом… Он поймал себя на том, что придумывает новые и новые предлоги, чтобы не идти в ванную, чтобы не начинать… Разозлился, подхватил инструменты, пошел, — от кухни до ванной каких-то восемь шагов, но он делал каждый следующий медленнее, чем предыдущий. С радостным облегчением вспомнил: нужен фартук или халат! К сожалению, долго искать спецодежду не пришлось…

Затем он неторопливо размышлял о необходимых размерах фрагментов. Затем — о местах разрезов и распилов. Всё решил и продумал, пора, нечего оттягивать, кто-то и где-то наверняка уже заметил отсутствие Лющенко, время работает против Паши… Он всматривался в мертвое лицо — и накручивал себя, вспоминая, как кривились губы гадины, когда…

… Когда она прошипела:

— Пло-х-х-х-хой мальчиш-ш-ш-ш-ка…

Разговор имел место минувшим вечером, на Пашиной кухне. Началось все безобидно. Лющенко сказала, что в воскресенье к ней заедут родители — повидаться, поговорить… И — пригласила Пашу принять участие в семейном ужине. Он отказался — возможно, резче, чем следовало. Но решение к тому моменту созрело: порвать раз и навсегда с Лющенко и предпринять всё возможное для восстановления семьи.

Это был не первый его отказ — пару раз за минувшие дни она уже приглашала Шикунова к себе, побыть вдвоем. У него находились предлоги, чтобы отклонить приглашение. Не надуманные — он устроился наконец на подходящую работу, начальником отдела в небольшую, но бурно растущую фирму. Оформился буквально за три дня до ухода Ларисы, и с головой ушел в проблемы налаживания производства и сбыта — пытаясь этим заполнить звенящую пустоту.

Помогало.

Днем — а рабочий день затягивался у Шикунова до позднего вечера — боль потери притуплялась. А вечером наготове была Лющенко — как таблетка-антидепрессант. Но идти к ней домой отчего-то не хотелось. Казалось: тут какой-то рубеж, какая-то граница. Одно дело — она приходит к нему. Совсем другое — он к ней.

Но вчера вечером отговорки, касающиеся работы, пригодиться не могли — предстоял уик-энд. Да и вообще пришла пора расставить точки над i.

Паша расставил: сказал ей прямо, что не видит смысла в развитии отношений. И в затягивании — не видит. Поскольку люди они разные, и даже поговорить им толком не о чем: ну вовсе не интересно ему слушать, какие у Лющенко были шикарные кавалеры на «вольво» и «мерседесах», как они делали ей дорогие подарки, возили по клубам и ресторанам, — но все получили от ворот поворот, ибо по тем или иным причинам не оказались достойны своей избранницы.

Шикунов не преувеличивал. Других тем для разговора у Лющенко не имелось. Вообще. Последнюю книгу она прочитала лет десять назад, с друзьями-подругами не общалась за их отсутствием. Если же ей доводилось выезжать за пределы Питера, то все впечатления, которыми Лющенко была способна поделиться, сводились к сценарию очередного эпизода бесконечного любовного сериала — в декорациях Прибалтики или Крыма.

Возможно, позиция Паши — попользоваться женщиной как таблеткой от стресса и выбросить по истечении надобности — не блистала благородством. Но дальнейшие события показали, что благородство с Лющенко — дело ненужное, глупое и даже опасное.

— Пло-х-х-х-хой мальчиш-ш-ш-ш-ка… — прошипела она, мгновенно сбросив все маски. И стала тем, кем и была все эти годы — расчетливой стервой-падальщицей.